-- А знаете, -- жарко продолжал он, -- вообще, что касается счастья -- то тут не всё так просто. Должен быть философский разговор о счастье. О его природе. Сказать, что же это такое на самом деле? А вот что: это то, чего никогда не существовало, не существует и НИКОГДА НЕ БУДЕТ СУЩЕСТВОВАТЬ! -- Никита снова стукнул ладонью по столу, словно сделал величайшее открытие, и поглядел вопросительно на нотариуса, как бы ожидая от него положительную ответную реакцию. -- Не может быть у нас счастья! Никогда! Не готовы мы к нему. Не умеем. Мы -- все -- прогнившие поколения. Прогнившие насквозь. Нас нужно истреблять! Всех до одного! Мы убиваем своё счастье, потому что не способны с ним совладать. Дай нам счастье, так мы тут же продадим его, променяем на что-нибудь другое. Тут же! Не приучены мы к простому счастью. Мы -- люди вечных мук, вечных страданий! -- Никита вдруг выхватил со стола книгу Достоевского "Бедные люди" и со злостью разорвал её. Затем швырнул оставшийся ошмёток книги в раковину. -- Мы все созданы для страданий! Мы все созданы для слёз! Ведь всё было хорошо, зачем же я всё испортил? Зачем же я просто не мог остаться с тем, что есть, радоваться этому? Зачем вынудил её тогда убежать в метель из дома?! Ведь всё же было хорошо! Всё
-- Никита, к чему весь этот... литературно-философский трагизм... -- всё-таки ненароком вслух произнёс испуганный Михаил, глядя на обезумевшего парня. Но тот его совсем не слушал.
-- То же самое касается и любви! Любви -- ха-ха! -- вокруг которой так много мается людей. Любви-Не-Существует -- точка! Единственное, что существует -- упование на спасение от этой гнилой действительности! Ведь что по-настоящему делает нас людьми? Знаете? Надежда! Надежда, что однажды и где-нибудь с нами, прокажёнными, всё будет хорошо. И мы, как сумасшедшие, рвёмся к этому спасению любыми правдами и неправдами. Чаще всего, конечно же, неправдами. Заменителями. Иллюзиями. Вот -- любовь, к примеру. Это -- топливо. Оно как-то удерживает нас на ногах. Заставляет искать его повсюду. Позволяет более-менее сохранять баланс между "Жить" и "Сдохнуть" в этом херовом мире. Только это. Только надежда, что: а вот там, за горизонтом, мой идеальный мир спрятался! И он ждёт меня! Мне нужно только ножками прыг-скок сделать пару раз -- и всё. И там -- люблю я, и любят меня. ЛОЖЬ! Там -- иллюзии. Некуда и незачем нам идти. Все пути отрезаны. Мы загниваем в своей консервной банке. Но даже когда всё хреново, человек верит во что-то спасительное -- может, в будущем повезёт, или встречу хорошего человека, полюблю его, найду удачную работу, бла-бла-бла! Это и отличает нас от животных. Не ум, не понимание, что мы -- люди, венцы природы, -- именно наше "бла-бла-бла", что однажды, ну хоть когда-нибудь и каким-нибудь волшебным образом, но всё будет хорошо. Тупая, бессмысленная, беспочвенная надежда. Как в одноимённом советском фильме, помните? "Всё будет хорошо!" Ну тупость же, правда? Понимаете меня?!
-- Прямо-таки извёл на нет все человеческие ценности! -- нервно посмеялся Михаил, пытаясь разрядить накалившуюся обстановку. -- Хотя в чём-то ты прав... Про надежду я согласен. Она неумолимо идёт с человеком до самого кон...
-- Жизнь -- это один сплошной сопливый штамп! -- Никиту, казалось, было уже не остановить. -- И мы все -- зёрна! Зёрна! Нас всех перемалывают, а потом варят в бурлящей жиже!
Парень бросился к подоконнику, стащил с него кофеварку и стал неряшливо запихивать её обратно в коробку.
-- Что ты делаешь? -- насторожился Михаил.
-- Я считал эту вещь символом моей новой жизни... Думал, что теперь начну жить по-иному. Что всё встанет на свои места. Что буду пить любимый вкусный кофе по утрам, твёрдо понимать своё место в мире... Теперь этой вещи не место в моей жизни. Хех! Какой же я был наивный... Заберите её.
-- Да что ты! -- Михаил выставил перед собой ладони. -- Никита, успокойся! Смерть Лизы -- это ужасное потрясение, и не для тебя одного, но постарайся держать себя в ру...
-- Возьмите или выброшу из окна! -- истошно закричал Никита.
Михаил оторопело смотрел на парня и, вздохнув, всё-таки пододвинул к себе коробку.
-- Знаете, что сказал бы Достоевский, будь он сейчас здесь и глядя на всё происходящее? -- спросил разгорячённый Никита, подойдя к окну и положив руки на подоконник.
-- Достоевский?.. -- недоумённо произнёс Михаил.
-- Да, да! Достоевский.
-- Нет, не знаю... И что бы он сказал?