Хранитель сокровищ

Хотя Эш и выглядел настоящим джентльменом в элегантном сером сюртуке, в нем невольно ощущалась какая-то... опасность. Он напоминал сейчас льва, случайно попавшего за обеденный стол. Безукоризненно сшитая одежда не могла скрыть того, что перед ними далекий от цивилизации, почти первобытный человек. Он мог вскочить с места и решительно наброситься на каждого, кто скажет или сделает что-нибудь не так. Человек, которого не смущало, что заниматься любовью можно в самом неподходящем месте, у дверей библиотеки.

– И все это время у тебя не было даже отдаленного представления о своем происхождении? – допытывался Бертрам.

Эш бросил на него леденящий душу взгляд.

– Не было, – коротко ответил он.

– Пейтон возвратился, наконец, домой, и теперь, я уверен, память к нему вернется, – вмешался в разговор Хейворд и ободряюще улыбнулся внуку.

Лицо Эша оставалось непроницаемым. Он буравил Бертрама тяжелым взглядом. О Боже, Элизабет это не нравилось! Затаив дыхание, ни на секунду не отводя от него глаз, она молила только об одном: чтобы Эш сохранял спокойствие. Приобрести открытого врага в лице Бертрама ей вовсе не хотелось.

Промокнув губы салфеткой, Бертрам снова заговорил:

– Мне кажется, это очень удобно – лишиться памяти.

– Мне это никогда не казалось удобным, – ответил Эш.

– Неужели? – сделал удивленное лицо Бертрам и посмотрел на собеседника долгим и пристальным взглядом. – И тем не менее, ты здесь, в этом дворце, хотя и не имеешь ни малейшего представления ни о своем имени, ни о доме, ни о семье. Все-таки, когда произошла эта трагедия, тебе было пять лет. К счастью, никто не может спросить теперь Пейтона, что было с ним до того рокового путешествия.

Леона накрыла ладонью руку внука, как бы желая его защитить и успокоить.

– Не важно, помнит или не помнит что-то Пейтон. Это не имеет никакого значения, Клэйборн. Теперь он дома. И это самое главное.

– Значит, ты совсем ничего не помнишь? – удивленно спросил Дуайт. – И даже тот день, когда я столкнул тебя в реку, и ты едва не утонул?

Эш с вызовом посмотрел на кузена. Вопрос не был для него неожиданным.

– Не помню, – спокойно ответил он.

– Кажется, меня в тот день рядом с тобой не было, – ухмыльнулся Дуайт.

Элизабет была благодарна Дуайту, что он сменил тему разговора на сболее спокойную.

– А о каких случаях мы еще не знаем? – спросила она.

Красивое лицо Дуайта стало задумчивым.

– Не помню, – отозвался, наконец, он. – Моя жизнь была ужасно скучной и однообразной. Монахи, кажется, жили веселее, чем я.

С такимим словами не согласились бы многие женщины. С улыбкой, посмотрев на неисправимого повесу, Элизабет подумала: почему у такого серьезного и мрачного Бертрама Тревелиана такой живой и любвеобильный сын?

– Странно, не правда ли? – снова заговорил Бертрам, не оставляя недобрых намерений. – Большинство людей в состоянии вспомнить хоть что-нибудь из своего детства. Тем более, ты был в пятилетнем возрасте.

Элизабет плотно стиснула зубы, чтобы не взвыть от отчаяния.

Эш спокойно выдержал взгляд своего врага и даже сделал вид, что удивился:

– Неужели?

– Ну да, конечно. – Помешивая чай, Бертрам отложил ложку на блюдце. – Я, к примеру, помню многое из своего детства, особенно, когда мне было пять лет.

Хейворд настороженно посмотрел на племянника.

– Но не все люди подвергаются таким душевным травмам в нежном возрасте, – заметил он.

– Верно, – согласился гость и отпил глоток чаю. Только теперь Элизабет смогла вздохнуть спокойней.

– Но уж свое-то имя, по крайней мере, человек должен помнить, – снова нашел зацепку Бертрам. – Не понимаю, неужели можно полностью потерять память?

Упорство и настойчивость Бертрама не имели границ. Элизабет очень хотелось посмотреть, как этот самодовольный зануда, будет болтаться в воздухе, схваченный Эшем за воротник рубашки. И все-таки она просила Бога помочь мужу, дать ему силы и не сорваться на грубость.

– Если хотите, можете находить это странным, – сказал Эш ровным и спокойным голосом, – но я в самом деле, ничего не помню.

– Не может такого быть! – удивленно вскинул брови Бертрам.

– Вы хотите сказать, что я лгу? – спросил Эш вежливым тоном.

В комнате воцарилось молчание. Присутствующие за столом замерли, опасаясь, как бы любое, даже невинное движение не заставило Эша взорваться. Затаив дыхание, Элизабет смотрела на мужа с мольбой в глазах: держись и дальше!

Бертрам холодно улыбнулся и с явным презрением в голосе сказал:

– Я просто говорю, что это трудно понять.

– А мне кажется, понять Пейтона совсем не трудно, – вмешалась в разговор Элизабет, не обращая внимания на злой взгляд Бертрама. – Ребенок стал свидетелем смерти родителей. Потом его взяли на воспитание индейцы и дали ему новое имя, приучили к своей культуре. Да и образ жизни тех людей совсем иной. Они просто стерли из его памяти следы прошлого. Было бы гораздо удивительнее, если бы при этих обстоятельствах Пейтон не потерял память.