Хранитель света

— Выход есть всегда, — заявила она в наступившей тишине.

Дэн скептически покосился на нее и промолчал. Может, выход из сложившейся ситуации и существовал, но Дэн его не видел, хотя смотрел очень пристально и был, казалось бы, недурным специалистом в таком сложном деле, как поиск разнообразных, порой незаметных для глаза лазеек. А раз так, то и необходимости принимать участие в пустопорожней болтовне по поводу каких-то там выходов он тоже не видел. Даша болтала чепуху просто потому, что ей было трудно пережить свое поражение: она, дочка банкира, выросшая в тепличных условиях принцесса, считала, наверное, что, стоит ей только посильнее топнуть ножкой, как любое поражение немедля превратится в триумф.

Он подавил невольный вздох. Ему было непонятно, зачем они остановились, — неужели только для того, чтобы еще раз обсудить то, что не нуждалось в обсуждениях? «Пусть выговорится, — решил он. — Так ей будет легче смириться с неизбежным. Да что с ней будет! Погрустит месячишко о своем ненаглядном Дэне, а потом утешится с каким-нибудь будущим адвокатом или политиком… О том, каково мне, она даже и не думает. Дура! — с внезапным озлоблением подумал он. — Что это за дочь, которая не может вытянуть из любящего папаши несчастные двадцать тысяч? Будто нарочно завалила все дело… А может, и вправду нарочно?»

Он понимал, что несправедлив к Даше, но от сознания собственного бессилия раздражение не проходило, а, напротив, усиливалось. С деньгами было хорошо, а без денег стало плохо, и с каждым днем, с каждым часом становилось все хуже и хуже. Даже Дашины полные губы, высокая грудь и стройные ноги уже не возбуждали его так, как раньше. Любовное безумие минувшей ночи теперь казалось ему последней вспышкой догоревшего костра. Все вокруг словно подернулось серым пеплом; костер любви требовал топлива, а топливо кончилось.

— Ты дуешься, как ребенок, которому не дали перед обедом конфетку, — чутко уловив его настроение, сказала Даша.

— Я не дуюсь, — вяло возразил он. — Просто говорить не о чем. Вот ты говоришь: выход есть всегда.

Да, я согласен, выход есть. Неприметная такая дверца с надписью «Выход». Открывай и иди на все четыре стороны…

— То есть ты намерен уйти? — спросила Даша.

Дэн повернул голову и посмотрел на нее. Даша глядела прямо перед собой и кусала губы. Женских слез Денис не любил и потому решил аккуратно вырулить из ситуации.

— Глупенькая, — сказал он таким фальшивым голосом, что самому стало противно. — Посмотри в зеркало. Как же можно от тебя уйти? Только о моих желаниях в данном случае никто не спрашивает.

— Я спрашиваю, — по-прежнему глядя перед собой и судорожно сжимая обтянутый губчатой резиной обод руля, сказала Даша.

— А я тебе отвечаю, что хотел бы провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Но вся жизнь, Дарья, — это очень долго. Ты ведь, если разобраться, по-настоящему жить еще и не начинала. Так какое я имею право портить ее тебе в самом начале?

Денис повернулся к ней на сиденье, протянул руку и коснулся кончиками пальцев ее волос. Волосы были шелковистые, чисто вымытые, и даже на расстоянии пахли дорогим шампунем. Даша сердито отдернула голову.

— Дарья, — сказал Дэн, — ты же умный человек и должна, по идее, знать, что любовь — это просто буйство гормонов в молодом организме. Рано или поздно она проходит, и на первый план выступают другие вещи, в том числе, увы, и быт. А какой у нас с тобой может быть быт? Что я, безработный нелегал, смогу тебе дать? Да того, что нас с тобой ожидает, никакая любовь не выдержит. Работать ни ты, ни я по-настоящему не умеем. Что же нам — воровать идти? Пойми ты, наконец, Христа ради, что я тебя люблю и желаю тебе только добра. Ну не хочу я, чтобы ты меня возненавидела через полгода! Ведь ничего же потом не вернешь, ничего! Спохватишься, да поздно будет. Побежишь со слезами к папочке, а он тебе скажет, как муравей стрекозе: дескать, поди попляши!

— Идиот, — со слезами в голосе сказала Даша. — Господи, какой же ты идиот! Ты будешь меня слушать или станешь и дальше нести эту оскорбительную чушь?

— Это не чушь, — начал Денис, но осекся и махнул рукой. — Хорошо, я молчу. Говори.

Но Даша не спешила говорить. Она вынула из бардачка сигареты и закурила, откинувшись на спинку сиденья и положив затылок на подголовник. Было слышно, как в полях чирикают какие-то пичуги. Над гладкой полосой асфальта дрожало горячее марево, по морю ярко-зеленой травы пробегали холодные тени облаков, гонимых ветром, который здесь, внизу, совсем не ощущался. Вдали паслось стадо коров, и даже отсюда было видно, как блестит на солнышке тонкая паутинка стальной проволоки, которой было обнесено пастбище, — коров охранял электропастух, совсем как в каком-нибудь подмосковном колхозе. Правда, коровы здесь были не чета московским, да и вообще…