Уже сидя за рулем, он вспомнил, что оставил сигареты на подоконнике в кухне. Пистолет, видите ли, взял, а сигареты оставил! Возвращаться за ними не хотелось. «Плохая примета — возвращаться, — подумал Юрий. — Черт с ними, остановлюсь у киоска и куплю».
Он запустил двигатель и осторожно тронулся с места. Вопреки его опасениям, машина пребывала в идеальном состоянии. Бак был залит под завязку, двигатель работал ровно и почти бесшумно, руль поворачивался легко, без усилий. Перед тем как вернуть машину Юрию, ее помыли и даже, кажется, отполировали; в салоне тоже царила идеальная чистота, и даже из бардачка ничего не пропало. «Ай да Полковник!» — подумал Юрий, выезжая со двора на шумный бульвар.
Он остановился на углу и купил сигарет. В соседнем киоске продавали печатную продукцию. Юрий прошел мимо, но тут в глаза ему бросился свежий номер «Московского полудня», лежавший на самом видном месте. Юрий с раскаянием вспомнил, что так и не позвонил Светлову, и, чтобы хоть как-то успокоить совесть, купил газету, которую с некоторых пор редактировал Дмитрий. Газету он сложил и засунул во внутренний карман пиджака, который надел, чтобы спрятать под ним пистолет.
Тем временем с низкого серого неба опять начал накрапывать дождик, и Юрий поспешно нырнул в машину. Порезанное плечо отозвалось на это излишне резкое движение тупой ноющей болью, но боль скоро прошла, и Юрий, запустив двигатель, поехал по указанному в записке адресу.
В свое время он довольно долго водил такси, и, как оказалось, ничего с тех пор не забыл. Он рассеянно вел машину, думая обо всем сразу и ни о чем, а тело, предоставленное само себе, отлично справлялось с поставленной задачей: играло педалями, переключало передачи, включало указатели поворотов, посылая автомобиль в боковые улицы, в объезд пробок. Это был многолетний навык, почти превратившийся в инстинкт; опытный водитель и коренной москвич, Юрий двигался по запруженным улицам с такой же бездумной легкостью и так же безошибочно, как по собственной однокомнатной хрущевке.
Место, где Полковник назначил ему встречу, оказалось двухкомнатной квартирой, расположенной на восьмом этаже шестнадцатиэтажного дома и обставленной с безликой элегантностью офиса туристической фирмы-однодневки. Здесь был мягкий кожаный диван для посетителей, пара легких офисных стульев, два стола; на одном из них стоял выключенный компьютер, а на другом, письменном, Юрий увидел громоздкий аппарат факсимильной связи.
Полковник пожал ему руку.
— Извините, что не дал вам времени отдохнуть с дороги, — сказал он, провожая Юрия в комнату, — но иначе нельзя. Обычно я работаю на результат, а восьмичасовой рабочий день существует для тех, кто просто отбывает номер. Судя по тому, что я о вас знаю, вы должны разделять мое мнение. Присаживайтесь, прошу вас. Нет, не сюда. К столу, пожалуйста. Нам необходимо кое-что уточнить. Если хотите, можете курить.
Он был, как обычно, сух, вежлив и деловит, но за всем этим Юрию почудилось какое-то тщательно скрываемое напряжение. Решив пока не задавать вопросов, Юрий присел к столу и приготовился слушать. Полковник сел напротив, выдвинул ящик, порылся в нем и положил на стол какую-то папку. Папка была самая обыкновенная, из белого картона, с тесемками из ботиночных шнурков.
— Итак, — сказал Полковник, развязывая тесемки и открывая папку, — приступим. Помнится, вы сказали, что одного из тех людей, с которыми вы подрались, приятели называли Паштетом.
— Да, — сказал Юрий. Он закурил, и Полковник подвинул к нему пепельницу. — Паштетом. Еще там были Долли и какой-то Грицко — не знаю, имя это, фамилия или кличка…
— Неважно, — сказал Полковник. — Займемся пока Паштетом. Вообще-то, Паштетов много, каждого второго Павла кто-нибудь да зовет Паштетом — ну, Паша, Паштет… Банально, правда? И все же… Взгляните-ка, это не ваш Паштет?
Он вынул из папки и положил на стол перед Юрием фотографию — не само фото, а всего-навсего скверную копию, переданную по факсу. Впрочем, ошибиться было невозможно.
— Да, — сказал Юрий, — это он.
Полковник заметно помрачнел, убрал фотографию Паштета и вынул из папки другую.
— А это Долли?
Юрий поморщился, пытаясь припомнить черты лица Долли. Баскетбольную фигуру он помнил отлично, голос тоже, а вот лицо… Фотография помогала слабо: она была еще хуже, чем фотография Паштета.
— Трудно сказать. Фото скверное, да и запомнил я его не так хорошо, как Паштета. Да и темно там было, елки-палки!
Полковник заглянул в какую-то бумагу.
— Рост сто девяносто три, — сказал он, — вес восемьдесят пять — этакая жердь… Возраст — двадцать восемь, и все время повторяет одну и ту же фразу…
— Хелло, Долли, — сказал Юрий.
— Совершенно верно, — сказал Полковник, сверившись со своей шпаргалкой. — Да, это они, черт бы их подрал… Это плохо, Инкассатор.
— Почему? — спросил Юрий. — Я думал, знать противника в лицо — это хорошо. Все-таки какой-то прогресс…
— Прогресс, — задумчиво повторил Полковник. — Ядерное оружие, знаете ли, тоже в некотором роде прогресс. Ну ладно. Теперь займемся другими двумя — украинцами…