Когда шаги стихли где-то внизу, я осмелилась и тихонько открыла глаза. В помещении никого не было. Я снова услышала шум машины, правда, теперь отъезжающей, и опять вокруг все стало тихо. Ни единого звука. Полежав примерно полчаса, я снова уснула: голова была ватно-тяжелой, и все время клонило в сон. Мысли путались, и хотелось пить. Когда я проснулась, вокруг опять была темень. Неужели я проспала целые сутки?
Я повертела руками и поняла, они свободны от наручников. Я попыталась встать на ноги, но, не удержав равновесия, грохнулась, в соседней комнате зажегся свет, и я услышала быстрые шаги, направляющиеся в мою сторону. Я прижалась к стене и стала ждать. Дверь резко распахнулась, и на пороге показался мужчина среднего роста, с лысиной на голове и неряшливо одетый.
– Ты чего здесь творишь? – Он строго посмотрел на меня. Я ничего не ответила. – Что, в молчанку будем играть? Так я и думал. Мы быстро из тебя вытряхнем это дерьмо. – Он вышел и резко закрыл за собой дверь. Я снова осталась одна. Свет в соседней комнате не погас. Как я поняла, это был тот самый Борис, который переборщил с хлороформом. Я услышала еще два голоса, и в комнату вошли все трое и зажгли свет. Говорить начал главный. Этому парню на вид было лет двадцать пять. Он был высокого роста, хорошего телосложения, с карими глазами и темными волосами. И холодным жестким взглядом.
– Итак, я сразу начну с главного. Не буду скрывать, что нам нужна от тебя определенная информация: зачем ты приезжала к Матео Парчелли? Что ты хотела у него узнать? Если ты нам скажешь, мы не будем тебя пытать и после допроса сразу отпустим, если же ты собралась сопротивляться, молчать, то ты выбрала самый сложный и неправильный путь, который ни к чему хорошему тебя не приведет. Ты уж поверь. Так что лучше просто ответь на один вопрос, и все сразу закончится. Выбор за тобой. – Я молча продолжала сидеть около стены. Меня била дрожь. В комнате не было холодно, меня била дрожь злости и ненависти. Возможно, эти самые ублюдки убили всю мою семью, а теперь хотят еще чего-то от меня. Пусть я пожертвую своей жизнью, но ничего им не скажу. Это я решила для себя сразу. Других мыслей мне в голову и не приходило. Все они выжидающе смотрели на меня, но я молчала. Тогда Борис подошел ко мне и, вцепившись мне в волосы, потащил на середину комнаты. Мне было безумно больно, но я молчала, крепко стиснув зубы. Я ударила его, но это словно укус комара для него. Он был жилист, тренирован и накачан.
– Ты решила играть с нами? Так вот знай, если ты через час нам ничего не скажешь, то твой обезображенный труп найдут в канализации или вообще не найдут.
Но меня это совершенно не пугало.
– Так зачем ты приходила к Матео? Повторяю свой вопрос. – Это снова заговорил главный.
– Я вам ничего не скажу.
– А-а-а-а, заговорила, детка. Так-то лучше. Надеюсь, скоро ты изменишь свое мнение на этот счет, – это говорил второй мужчина, лет примерно пятидесяти, ну или, может быть, сорока пяти, на голове у него был седой ежик.
Меня ударили в солнечное сплетение, и я согнулась пополам. От невыносимой боли на глазах выступили слезы. Я вскрикнула.
– Пожалей свою хорошенькую мордашку. А то изуродуем так, что жить не захочется. Подумай над нашими словами и не упрямься.
…Я твердо решила молчать. Они день ото дня становились все злее и злее. Из равновесия не выходил только главный. Я узнала, что его зовут Паша. Он лишь наблюдал со стороны и почти ничего не говорил. Они никак не могли понять, почему я так сильно упорствую. Еда была отвратительная, почти помои, в туалет я ходила в той же комнате, поэтому уже через пару дней там стояла невыносимая вонь. Наручниками меня больше не приковывали. Мне было бы страшно посмотреть на себя в зеркало. Я была уверена, что просто себя не узнаю. Я не ела последние четыре дня своего пребывания там вообще ничего, у меня скручивало кишки, и рвало, рвало водой. Это было самым страшным моим физическим мучением. Такого я себе даже в кошмарах представить не могла. Теперь Паша даже не появлялся у меня. Видимо, он совсем потерял надежду на то, что я что-то скажу, или просто устал каждый день приезжать сюда. Я не знала наверняка. Однажды вечером я снова услышала их разговор в соседней комнате.
– Давай трахнем ее, мы ничего от этого не теряем, она все равно молчит.
– Нет, он нас убьет. Может, она ему еще понадобится. Он говорил, что она ценный экземпляр, ее нельзя пока трогать.
– Что же в ней такого необычного? – не понимал Борис.
– Да я что, знаю, что ли? Сказали не трогать, значит, не трогать. Приказ есть приказ. Я не хочу поплатиться своей головой за его неисполнение.
– Ладно, поступай как хочешь, но знай, она нам принесет еще немало бед.
«Уж не сомневайтесь», – думала я про себя, как вдруг дверь резко распахнулась, на пороге стоял Паша.
– У тебя последний шанс ответить нам на наш вопрос. – Я молча посмотрела на него. – Ладно, я все понял. Борис, Сергей, можете трахнуть ее, если вам уж так хочется заниматься с этой уродиной чем-то вроде секса.