Хранитель талисмана

*** Ренар поморщился. --В некотором роде ваш рассказ впечатляет. Кровь, яд, простите, дерьмо, и немного морали. Откуда эта легенда? --Это не легенда. Простите меня в равной мере, но это реальность. Но как бы вам объяснить - иная реальность... --Реальность я знаю только одну. Эту. Здесь и сейчас. --Надеюсь, вы не утверждаете, что не познанное не существует? Мне бы не хотелось устраивать словесные баталии с философом, погрязшим в одной из самых бесплодных абстракций. Старик на секунду повернулся чеканным профилем, мерцание фонаря мешало рассмореть его глаза, похоже, они были не черными, а, скорее, светло-карими, почти желтыми, как у птицы. Ренар невольно засмеялся. --О нет. В философии я смыслю очень мало. Однако, признаюсь, мой великодушный спаситель, вас трудно понять и еще труднее поверить вам. --Отчего же... - Хранитель укоризненно покачал головой. - вы не станете отрицать, что события имеют известную связь. Одно следует из другого и... --До тех пор, пока не вмешается случайность. Допустим, подлец-проводник, который убегает с водой и верблюдами. --Именно. Однако, случайность предсказуема. Не каждый проводник обходится с нанимателем таким скверным образом, однако... Как бы сказать повежливее, если угрожать местным уроженцам и оcкорблять их почтенные, поросшие столетней пылью предрассудки, то вероятность попасть в беду резко возрастает. Что не так? Ренар устало махнул рукой, не находя сил для препирательств. --Допустим. А причем здесь жизнь и смерть давно покойного хорезм-шаха? --Есть события в истории, на первый взгляд незначительные, которые, обернись они по-другому, могли бы кое-что изменить. --Кто спорит! --Дело в ином - как правило они не могли обернуться подругому. Свершившаяся реальность была слишком... слишком вероятна. --И к чему вы клоните? Я устал. --Немного терпения. Ключевые события редко бывают совершенно непредсказуемыми. Редко, но бывают. Вы удивитесь - заурядное предательство в песках возле Сумбара оказалось из этого ряда событий. Гибель шаха и гибель садра были столь равновероятны и зависели от столь ничтожных обстоятельств, что нечто трудноописуемое, назовем это потоком истории, разделилось на два независимых русла и породило две разных реальности. В одной хорезмшах ушел к берегам Каспия, в дургой - скончался от яда в пустыне. Мелочь? --Честно говоря, мне все равно - какая разница, раньше или позже отправился к грудастым гуриям очередной битый тиран. Ренар тщетно пытался сосредоточиться, отгоняя внезапно подступившую головную боль. "Дервиш", кажется, не обратил никакого внимания на его демонстративную грубость. --Вы историк, Ренар? --Черт возми! Нет! Я же сказал - я археолог. --Тем не менее вы поймете меня без труда. Судите сами. Тридцатитысячное войско преследователей, обнаружив шаха мертвым, поворачивает обратно на восток, в Мезендеран. Штурм Казвина, гибель Мераги, выжженые за Каспием города - ничего этого, в той, изменившейся, реальности не было! --Не было? --Нет. --А что тогда было? --Это интересный вопрос. Было кое-что иное. --Ладно. Должно быть эти города несоколько сотен лет назад уцелели... Послушайте, позавчера я мечтал своими руками убить человека, который бросил меня умирать. Вчера я всерьез готовился к смерти. Сегодня я спасен, я жив! Но я смотрю - понимаете, смотрю и вижу! Могу потрогать руками! -- то, что по меркам здравого смысла не сущестует! Я съел слишком жирный кусок восточной легенды, я сыт по горло впечатлениями, у меня украли время, деньги и мечту, а до ближайщего жилья неделя пути. Вы понимаете - мне плевать! Плевать на старые вонючие города и, на людей, которые, кстати, давно стали прахом. --Это имеет для вас значение. Послушайте, вы не хотели бы по собственному желанию изменить историю?..

***

Я, хранитель талисмана, сидел сижу спиной к своему мерцающему сокровищу и смотрю, как язвительная улыбка покидает жесткое, уверенное лицо долгожданного гостя. Сейчас, когда он больше не улыбается, видно, что этот человек предельно измучен и физически, и морально. Впрочем, люди подобного склада на удивление долго могут сохранять силы и усточивость ума - наверное, им помогает радикальное отсутствие утонченного воображения... Я делаю небрежную паузу и жду - сейчас он почувствует соль и сладость моих слов.