Кто-то свистит, кто-то топает ногами. Один из летунов проносится мимо Заратустры и чиркает его ладонью по голове. Но Заратустра, мгновенно перехватив руку, сбивает летуна, и тот, войдя в штопор, падает на один из столиков. Девица, пред испуганные очи которой он пал, визжит, ее парень вскакивает и пытается помочь летуну подняться. Но тот не подает признаков жизни. Выглядит сбитый ас довольно странно: лежит вроде на столике, но ноги и руки выходят далеко за столешницу, словно у летуна столбняк. Конечно, в реале он, чуточку испугавшись, всего лишь упал на пол в своем кабинете. Ну, получил пару ушибов и максимум один синяк. В вирте последствия могут быть гораздо серьезнее. Собственно, они уже начались: столик исчез, труп летуна опустился на пол. Локти девицы — в реале она по-прежнему сидит за стандартным столом в своем кабинете висят в воздухе.
Бармен подходит к поверженному летуну, накрывает его простыней. Исчезновение трупа — зрелище не для слабонервных. Хоть бар и скрытый, те пункты Хартии, которые можно не нарушать, бармен соблюдает.
— Эй, ты! — кричит он Заратустре, спокойно наблюдающему за происходящим с высоты пять-шесть метров. — Слезай оттуда!
— А что, собственно, произошло? — удивляется Заратустра.
— Ты убил виртлянина и должен ответить за это по всей строгости закона! — объясняет ему бармен.
— Да бросьте! Никого я не убивал, и вы это прекрасно знаете.
— Во всяком случае, ты убил его виртело. И теперь летуну придется заново учиться даже ходить, не то что летать.
— Вам Винтерпол сказал такую глупость или вы сами ее придумали? удивляется Заратустра.
— Это не глупость. Есть Хартия, и никто не имеет права ее игнорировать.
— И это говорит содержатель скрытого бара? — смеется Заратустра.
— Ну, некоторые пункты Хартии излишне категоричны. Опытные виртляне могут нарушить их без вреда для себя и окружающих, — оправдывается бармен.
Заратустра, оказывается, не так прост, как я полагал вначале. Хартию нарушил он, но оправдывается почему-то тот, кто пытается ее защитить.
— Вот и я сделал то же самое: отменил излишне суровый пункт о новом виртеле, которое должен неделями осваивать виртлянин, ставший всего лишь жертвой несчастного случая, — узурпирует Заратустра право устанавливать и отменять законы.
— Это сделано для нашего же блага, — не соглашается с ним парень, на столик которого упал летун. — Потому что некоторые и в реале…
— Начинают вести себя как в вирте: прыгать с башен, палить друг в друга из реальных пистолетов… Тогда зачем нужен вирт? Если с каждым днем он все меньше отличатся от реала?
— Ну, здесь интереснее… — пытается оправдать Хартию парень.
— Интереснее именно потому, что можно нарушать некоторые законы. Например, здесь можно оживлять мертвых. Не верите? Эй, труп, ты слышишь меня? — обращается Заратустра к поверженному летуну.
— Слышу, слышу! — отвечает тот из-под простыни и медленно садится. Выглядит все это настолько натурально, что девица снова визжит, а ее парень опять вскакивает.
Труп сбрасывает с себя простыню и встает. В баре снова слышен ропот: воскресший летун — точная копия Заратустры.
— Я решил не умирать, — говорит Заратустра-два своему двойнику. — И костюмчик мне твой нравится больше, чем мой, и личина. Махнем не глядя?
— Я разрешаю тебе пользоваться моим виртелом сколько угодно! — объявляет Заратустра-один. — Вы все можете скопировать мое новое виртело и мою личину. Долой запрет на уникальность личин — это нужно только Винтерполу. Долой запрет на полеты, долой все запреты Хартии. Вирт — царство свободы!
Юрчик не выдерживает. Хоть бар и скрытый, но столько нарушений сразу, такое пренебрежение к Хартии, выстраданной предыдущим поколением виртлян и винтерполовцев…
— Ребята, прекратите безобразничать! — говорит Юрчик, вставая. И смотрит на Клеопатру: оценила ли она его мужество и принципиальность? Ведь дебоширов двое, а он один, и убить их здесь нельзя. Да и стрелять пока нет оснований. Вред, причиненный вирту, не настолько велик, чтобы творить суд и приводить в исполнение приговор на месте.
— А ты что, коп? Или стукач? — спрашивает Заратустра-Два и не подходит, а подлетает, почти мгновенно, к столику, за которым сидят Юрчик и Клеопатра. Дружески обняв моего сотрудника за плечи, он говорит, однако, не столько ему, сколько остальным посетителям бара: — Что ты волнуешься, друг? Вирт создан для свободы, а вы все — в шинелях…
Юрчик резко сбрасывает руку Заратустры со своего плеча.
— Не нужно меня обнимать, я не голубой. А ты?
В ответ Заратустра «бьет» Юрчика, который, собственно, и стремился спровоцировать что-нибудь подобное. Естественно, это не очень больно, но возможны сбои в виртуальности — из-за того что программы-виртела пытаются отобразиться в одни и те же объемы.
А вот такое уже наказуемо. Никто не может причинить вред вирту, если только не вынужден поступить так во имя личной безопасности. И запись, которую сейчас делает Юрчик, может послужить доказательством в суде. Но не это главное. В момент соприкосновения Юрчик должен был оставить на Заратустре закладку, по ней дебошира можно будет вычислить в реале.