Хранитель Врат

Боцман стоял в пяти метрах от Бригадира и сверлил его ненавидящим взглядом. Во рту собралась горькая слюна вперемешку с дорожной пылью и кровью из разбитой губы. Бросок Бригадира застал его врасплох и вынудил пропахать пару метров каменистой почвы своей физиономией, слегка подпортив фасад. Не то чтобы отставной моряк сильно беспокоился по поводу нескольких царапин на скуле и разбитой губы, просто было до крайности обидно. Второй день подряд его валяют по земле, как мешок для тренировок. Даже за противника не считают. Отмахиваются, как от назойливой мухи, и швыряют мордой в грязь. Это не просто обида, это унижение. Рушится вся так долго и скрупулезно выстраиваемая им иерархическая система. Крушение этой системы означает крах коллектива как единого целого! Неужели Бригадир этого не понимает? Должен понимать. Как никто другой должен. И понимал, пока с Пауком не связался. Паук ему с самого начала не нравился. Слабак, тряпка, летит, как мотылек, на сильных людей, своего голоса нет, только визг. Мажор, одним словом. Он олицетворял все то, что так Боцману не нравилось в человеке: несобранный, неряшливый, суетливый, разбросанный, без какого-либо стержня, ориентиров и жизненных установок, он плыл по жизни, постоянно все меняя, во все вмешиваясь, ставя под сомнение даже незыблемые понятия. Боцман искренне не понимал, зачем он нужен в коллективе, и поначалу издевался над ним вместе со всеми. Но потом он его понял и принял. Он, никто другой. Никто не сделал для Паука больше, чем он. Именно он взял Паука под свою защиту и не дал парням заклевать пацана. Именно он терпеливо и планомерно учил его премудростям туристической жизни. Именно он помогал экипироваться, готовиться к каждой экспедиции. Да всего не перечесть! Он стал Пауку как родной отец. А тут такая неблагодарность. Да еще унизил прилюдно, скотина. А Бригадир? Тоже мне друг называется. Вся экспедиция на Боцмане. Вся матчасть. Боцман достань, Боцман купи, Боцман обеспечь. А сам крысятника пригрел. На его сторону встал. Защищает. Не иначе как рассказал тот что-то такое, но очень ценное. А может, и достали уже. Теперь заныкать надо. Недаром всех слить хочет. И друга своего лучшего кинуть. А ведь нет у него человека ближе и преданней, чем Боцман. Не было. Это ведь он тогда ему жизнь спас. Ведь он его тогда в тундре не бросил. А он… Предатель.

Боцман не помнил, что с ним происходило вчера. От вчерашнего вечера остались лишь смутные тяжелые ощущения, как от отравления. На душе было гадко. А еще сохранилось воспоминание о нестерпимой боли, как будто перерезают пуповину. Нет, не перерезают, вырывают и бросают умирать под дождем на холодных камнях. Боцман не помнил, что это было, но почему-то прочно увязывал это с Пауком. Он помнил, как утром тот нагло ухмылялся прямо в лицо и нашептывал что-то подленькое Бригадиру на ухо. Боцман не дурак. Он может сложить дважды два и понять, что не зря Бригадир сегодня увязался с ним на прочесывание местности. Не доверяет он больше Боцману, контролирует. А башка, кстати, в том месте, откуда, по его мнению, вырвали пуповину, перестала болеть только недавно, когда мимо пещеры проходили, следы Пикселя проверяли.

И вот сейчас Бригадир его, своего лучшего друга, опустил еще раз, прилюдно. Теперь стоит, пистолетиком размахивает. А все его слушаются. Нет, не будет по его. Боцман медленно отодвинулся и, пока Бригадир раздавал свои ценные указания, вытащил из колоды топор. Он подошел чуть ближе. Отсюда не промахнешься. Да и расстояние нужное. Изготовился для броска, но его прервал резкий окрик.

– Эй, полегче, морячок, – донеслось со стороны ближайшей палатки.

Возле нее стоял крепкий мужчина в военной полевой форме с «глоком»[8] в правой руке. Рядом с ним топтались два гиганта с автоматами наперевес.

– Волыну брось. А ты топор. Молодцы… Теперь назад… Рук не опускай, не надо… Так, все сели на корточки, руки за головы. Вот так, молодцы. Сейчас мои ассистенты вам помогут избавиться от лишних вещей, например, оружия, а я пока объясню правила поведения.

Из-за палаток вышли еще три крепких, хорошо вооруженных человека.

– Значит, вы решили покопаться на вверенной мне территории. Без спросу. Без разрешения. Нехорошо.

– Наша экспедиция согласована с Барином и проходит под его контролем. Я могу ему позвонить, и вы с ним все обсудите, – произнес Бригадир.

– Да? А у меня другие сведения. Вот он говорит, что это не так.

Крепыш отошел в сторону, и из-за его спины вышел нагло ухмыляющийся Санек.

– Санек, ты что? – удивленно спросил Боцман.

– Я ничего. А вот этот, – он указал на Бригадира, – с дружком своим все обязательства нарушили. Потому и смыться предлагал. Где твое насекомое, Бригадир?

– Я не знаю, Санек, но он предупреждал, что ты предатель, что ты нам всем смерть заготовил. Я не верил, дурак.

– Заткнись, тварь, – вскинулся Санек. – Где нож?!