Монтегю уверенно ведет Анну в старинном французском танце от одной фигуры к другой. Как давно она не танцевала и как приятно почувствовать, что она не забыла этих фигур, не забыла движений, которые даются теперь ей легко и свободно. В новом платье пурпурно-красного бархата с довольно смелым декольте она движется естественно и непринужденно. Музыка ли это, или великолепная обстановка Большого королевского зала, а может, все вместе — только она сегодня так беззаботна и весела, как не была уже много лет.
Обещанный королем праздник не обманул ничьих ожиданий. Большой зал Уайтхолла пышно украшен лентами и гирляндами из ветвей остролиста, драпирован золотистыми тканями. Хрустальные люстры и ряды канделябров сияют сотнями восковых свечей, и их медовый аромат наполняет сладостью воздух.
— Господи, миссис Девлин, как вы сегодня хороши, — говорит Монтегю, — Такой ослепительной я вас еще не видел!
Монтегю и сам сегодня наряден как никогда: на нем с иголочки новый темно-синего шелка камзол, шитый серебряной нитью, бархатные штаны такого же цвета и серебристый жилет из парчи. Она успела повидать многих мужчин при дворе, со многими знакома, но ни один из них не способен носить столь ослепительные наряды, нисколько не утрачивая мужественности. И сегодня, похоже, он полон решимости то и дело напоминать ей о том, что природа сделала его мужчиной, а ее женщиной. Он твердо держит ее пальцы в своей теплой и сухой ладони, а когда уверенно и крепко, но отнюдь не подчеркивая своего превосходства, берет ее за талию, чтобы сделать очередной оборот, отпустить ее он не очень торопится. О, Монтегю знает, как обходиться с женщиной.
Анна благоразумно делает вид, что не замечает его комплимента, лишь улыбается, скользнув взглядом по его лицу.
— Я уж совсем позабыла, что обожаю танцевать.
— Как вам не стыдно, разве так можно? Будь моя воля, я бы ни за что этого не допустил.
— Зато уж теперь не забуду, что танцевала с таким искусным партнером, уверяю вас.
Придворные разодеты в пух и прах, кавалеры соперничают с дамами в богатстве и яркости своих нарядов. Столько драгоценностей Анна в жизни своей не видывала и не подозревала, что их можно носить с таким разнообразием и изобретательностью. Они сверкали не только на пальцах, в ушах и на шее гостей, но и на одежде и перчатках, украшали обувь и веера из прекрасных перьев. Придворные так отличаются от всех других обитателей Лондона, что их можно принять за другую породу живых существ. Они окружены сиянием и блеском, от них исходят волны упоительных запахов ароматных бальзамов, они и рождены, наверное, в некоем ином, возвышенном и прекрасном мире, столь не похожем на мир, где живет она. Это мир, из которого как будто изгнано все, что старо и уродливо.
Двадцать пар, изящно поворачиваясь, плавно скользя и кружась, ступают по черным и белым квадратам мраморного пола. Важные придворные особы выстраиваются в ряд по обе стороны друг напротив друга, словно искусно сделанные, дорогие шахматные фигуры, поджидая своей очереди. Королева Екатерина сидит в центре в окружении придворных дам и безмятежно наблюдает за танцующими. Это миниатюрная женщина с желтоватым лицом и густыми бровями, ее прическа похожа на ореол упругих черных локонов. Чувства юмора ей явно не хватает, зато благочестия с избытком, но, увы, ее ежедневные трехразовые молитвы Деве Марии о даровании ей ребенка так и не увенчались успехом. Короля, похоже, мало волнует ее бесплодие, возможно, потому, что, не подарив наследника, королева подарила ему богатое приданое: два миллиона крон, а также города Бомбей и Танжер.
От Монтегю не ускользает, куда смотрит Анна, и он наклоняется ближе к ее уху.
— Королева скучает, она бы предпочла сейчас сыграть в карты.
Анна подавляет улыбку; он словно прочитал мелькнувшую у нее в голове мысль.
— Когда она наблюдает, как ее муж танцует со своей любовницей, терпению ее может позавидовать святая.
— Просто она давно уже к этому привыкла.
Всего через четыре пары от них танцуют король и Луиза. Она еще не совсем здорова и довольно бледна, но дело явно идет на поправку. Анна еще не видела ее столь привлекательной. Платье, сшитое из мерцающей золотом ткани, завершается сверху прозрачным газом, окутывающим ее руки и плечи. При малейшем движении платье искрится — словно десятки крошечных зеркал отражают свет многочисленных свечей.
— Что это так сверкает на платье мадемуазель?
— Бриллианты. Они у нее на рукавах и на лифе, — объясняет Монтегю, — А вы разве не слышали, как о ней шепчутся? Это же настоящий скандал. На королевской любовнице больше бриллиантов, чем на самой королеве.