Ей хотелось сослаться на доктора Сайденхема, известного и почитаемого медика, имеющего свои взгляды на этот предмет, но, увы, он известен как антироялист, и его политические пристрастия и передовые взгляды на искусство врачевания не способствуют его добрым отношениям с Корпорацией врачей. Ее отец дружил с ним, и многие считали это признаком его нелояльности к королю. И хотя сам он так не считал, сейчас лучше поостеречься и при Арлингтоне имя доктора Сайденхема не упоминать. Поэтому она решается высказать лишь собственные соображения по этому поводу.
— Я, например, считаю, что он очень полезен при кишечных коликах и чахотке.
— Да уж, рассказывайте, миссис Девлин, рассказывайте…
Арлингтон вздыхает, и некоторое время внимательно разглядывает пол кареты.
— Я могу, конечно, пожалеть об этом, но так уж и быть… Позвольте предложить вам альтернативу Ньюгейту, — говорит он — Мне потребуются ваша помощь в Уайтхолле[7]
.— Вы просите меня об услуге?
— Ну что вы, вовсе нет. Я предлагаю вам отсрочку, и к тому же, если вы не справитесь, очень непродолжительную.
— И что вы от меня хотите?
— Не торопитесь, моя девочка. Сначала вы должны принять решение: Уайтхолл или Ньюгейт.
Насколько она его поняла, от тюрьмы ее отделяет лишь один неверный шаг, даже если она согласится. Значит ли это, что на всю оставшуюся жизнь она превратится в марионетку Арлингтона? Избавиться от него можно будет только в том случае, если он попадет в опалу и лишится власти, а для человека, который близко стоит к королю, такая возможность существует всегда, но на это нельзя рассчитывать. Она подавляет желание прижать кончики пальцев к пульсирующим вискам. Боль, как и смерть, уравнивает всех, боль делает ее отчаянной и безрассудной.
— Уж лучше Ньюгейт, чем всю жизнь быть игрушкой ваших капризов.
Любезное выражение сразу исчезает с лица Арлингтона.
— Значит, вы предпочитаете тюрьму? — сердито наклонился он к ней, — Может, напомнить вам, что я человек занятой, что у меня голова забита важнейшими государственными делами? Поэтому я могу упустить некоторые мелкие подробности и не сообщить, скажем, что посадят вас на долгие месяцы, а может быть, и годы. Говорят, после смерти вашего отца вашей матушке стало хуже, что она совсем лишилась рассудка, что она уходит из дома и бродит по улицам совершенно безумная. Кто позаботится о ней, кто даст ей средства к существованию, если не вы? Она кончит тем, что попадет в Бедлам[8]
. Ваш выбор ужасен, на это способна только такая упрямая, эгоистичная девица, как вы.Он откидывается на спинку сиденья, торжествующе задрав кверху подбородок. Карета вздрагивает и со скрипом останавливается. Арлингтон резко отдергивает кожаную занавеску: за окошком виден скромный фасад Ньюгейтской тюрьмы с ее несокрушимыми стенами из камня и железа.
Что уж там говорить, министр прекрасно осведомлен, о ее матери действительно некому больше позаботиться.
Отец ее всегда говорил, что Арлингтон — не человек, а чудовище. Теперь она сама убедилась, что он был прав.
— У вас нет сердца.
— У меня есть сердце, миссис Девлин. Просто я считаю ошибкой вмешивать сердце, когда нужно решать насущную проблему.
ГЛАВА 3
Уайтхолл кажется совершенно безлюдным. Через ворота, выходящие на Кинг-стрит, карета доставляет их к самому дальнему крылу дворца, далеко от главного входа, где Арлингтона наверняка узнают и уж непременно заметят его спутницу. Звероподобные телохранители министра отбывают вместе с каретой, скорей всего, выполнять очередное грязное поручение Арлингтона. Анна с министром стоят рядом с дрожащим пятном света, отбрасываемым закрепленным в стене факелом, под выходящей на улицу аркой в высокой каменной стене. Она догадывается: они кого-то ждут. И еще она догадывается, что Арлингтон кое-что от нее скрывает.