Хранитель Зоны (СИ)

— Не важно, — отмахнулся Стрелок, — не перебивай меня. Больше я об этом говорить не буду. Так вот, эта часть тебя — лучшая твоя часть. Это просто не выразить словами, но я это чувствую. Теперь чувствую. Представь, что снорк отгрыз тебе правую руку. Ты садишься за стол обедать и тянешься за ложкой, но не можешь ее взять, потому-что нет правой руки. И ты ешь левой, и чувствуешь себя не в своей тарелке. Ты садишься написать письмо, но нет руки, которой ты привык это делать. Скрипя зубами, ты берешь карандаш левой и выводишь на бумаге каракули, отдаленно напоминающие буквы. И так во всем.

Стрелок потянулся за фляжкой и разлил остатки спирта. Не чокаясь, опрокинул в себя. Клык последовал его примеру.

— Дело в том, — сказал Стрелок, — что есть одна лаборатория под саркофагом. Она уцелела в этом катаклизме. Иначе и быть не могло — именно в ней разгадка тайны Монолита. Он явно искусственного происхождения. Тем не менее, как это всегда и бывает, он постарался избавиться от своих создателей. И спровоцировал аварию на станции.

— Он что, разумен? — удивился Клык.

— Да. Но разум этот чужд человеческому. Он враждебен ему. Его необходимо уничтожить, иначе он уничтожит все человечество.

— Что-то не замечал я в тебе особенного человеколюбия, — недоверчиво хмыкнул Клык. Стрелок внимательно посмотрел на него.

— Видишь ли, — после паузы Стрелок вновь заговорил, — если я не доберусь до него, эти люди все равно погибнут. А с ними еще миллиарды других. Вообще все погибнут, если мы не запрем этого джинна в его проклятом кувшине. И не важно, какой ценой это будет сделано. Ставки слишком высоки. И поэтому я спрашиваю тебя, пойдешь ли ты со мной, даже зная, что умрешь, почти наверняка?

Клык немного помолчал и, собравшись с духом, ответил:

— Я с тобой, до самой смерти.

Стрелок грустно усмехнулся.

— Что-то не так? — осторожно спросил Клык.

— Ты забыл спросить, какое мое желание исполнил Монолит.

— И какое же?

Медленно, растягивая слова, Стрелок ответил:

— Я прошел к Монолиту через ад. Я не помню подробностей, но знаю, что это был сущий ад. Я не верил, что он существует, но вот я стою перед ним, задрав голову и чувствую запах смерти, наполняющий саркофаг. Он подавил меня своим величием, своей грозной силой. И все, чего хотела моя истерзанная душа в этот миг — это выжить и забыть об этом кошмаре.

Стрелок немного помолчал, закурил очередную сигарету и продолжил:

— Я очнулся на окраине Зоны, на столе у Сидоровича. В тот момент я даже не помнил свое имя. В километре от бункера Сидоровича ночью прогремел взрыв. Крот с утра пошел посмотреть, может какая-нибудь новая аномалия образовалась. И нашел меня. Рядом с разбитым грузовиком. А также свежие следы от колес. Выходит, я уехал из Припяти на машине. Но я этого не помню.

Сидорович немного помог мне. Постепенно я смог кое-что вспомнить. И пришел в ужас. Мне расхотелось жить.

Стрелок откинул с виска волосы, и Клык увидел старый зарубцевавшийся шрам пулевого ранения.

— Когда я очнулся, у меня зверски болела голова. Долго не мог встать на ноги, полз куда-то на четвереньках. Полз и скрипел зубами от бессильной злобы.

Стрелок замолчал и снова зажег потухшую сигарету.

— После этого я делал еще несколько попыток, но все напрасно. А однажды я угодил в Карусель. Меня, точнее то, что от меня осталось, подобрала какая-то старуха. Она пичкала меня отварами трав и мазала разной дрянью. На третий день я ушел от нее на своих ногах. Наверно, ее лечение помогло, но без него я вернулся бы на пару дней позже. И все это было здорово, если бы не цена, которую мне пришлось заплатить.

Он посмотрел на Клыка, и тот увидел в его глазах невыразимую муку, даже не увидел, а почувствовал всем сердцем.

— Я больше не тот человек, — тихо сказал Стрелок, — я вообще не человек. Человеком я был до той проклятой экспедиции. Я умер возле Монолита четыре года назад!

Глава VIII

Наконец настал день, когда Лукерья Петровна разрешила встать Илье с кровати. Поддерживаемый с двух сторон Бесом и лысым медведем, осторожно, шаг за шагом, Илья выбрался на открытую веранду и сел на подставленную Федей табуретку. Бледный и осунувшийся, заросший до самой шеи вьющейся бородой, Илья слабо улыбался, подставляя лицо свежему ветерку.

— Ну, как ты? — Бес, немного тревожась, заботливо вытер носовым платком со лба напарника выступившую испарину. — Не продует тебя?

— Нет, ничего, — Илья покачал головой. — Мне хорошо. Солнце совсем весеннее.

— Идет весна, — забормотал Бер, — скоро обнажится земля от снега и холод уйдет. И оживут травы и деревья. Но безжалостное солнце сожжет дотла проклятую землю.

— Ты о чем? — удивился Бес.

Бер взглянул на него и ответил:

— Я ведь тоже сын Зоны, Александр Иванович. И я слышу ее зов. Ей грозит опасность, а значит и мне. Я просто хочу жить здесь. Но люди пришли на мою землю. И Хранитель ставит меня под ружье.

Бер замолчал. Илья с недоумением переводил глаза с Федора на Беса. Федя озабочено сопел, а Бес помрачнел и нахмурился.