Хранители могил

Ребекка не знала, плакать ей или смеяться. Возможно, ни то и ни другое, а просто признать факт, который она столько лет упорно отрицала: она полюбила Байрона Монтгомери с первого взгляда и любила его всю свою жизнь.

«Неужели это из-за нашей миссии?»

Она очнулась от своих мыслей и увидела, что Байрон внимательно смотрит на нее. Он чего-то ждал. Нет, не чего-то. Он ждал ее… почти десять лет.

— Прости меня, — прошептала она.

Байрон покачал головой.

— Как они справлялись со своей миссией?

— Так же, как будем справляться и мы, — сказала Ребекка, сжимая его руку.

Они смотрели то друг на друга, то на старый черный саквояж. Наконец Байрон не без трепета раскрыл его. Внутри не было ничего ошеломляющего. Металлическая коробка со шприцами, какие существовали до появления «одноразок». Бинты, антибиотики, стерильная марля, небольшой скальпель, антисептическая мазь, перекись и множество других лекарств и предметов медицинского обихода. Частично старые, но в основном вполне современные.

На самом дне саквояжа лежал конверт.

— Открой, — попросил Байрон.

Ребекка открыла конверт, достала сложенный листок и прочла вслух:

— «С Алисией можно расплачиваться и лекарствами». Ты что-нибудь понимаешь?

— Понимаю.

Ребекка перевернула листок и нашла другую надпись:

— «Шприцы их остановят. Применять в крайних случаях».

— Когда мертвец пытается тебя убить, это всегда крайний случай, — усмехнулся Байрон. — Разве не так?

— Я вообще ничего не понимаю, — пожала плечами Ребекка.

Байрон взял у нее листок, вгляделся в слова, затем поднес к лампе. Ребекка успела заметить водяной знак.

— Это не отцовский почерк, — сказал Байрон. — Тогда чей? Его деда? Или более далекого предка?

Он передал листок Ребекке, а она вложила старинную записку обратно в конверт.

Последним предметом, извлеченным со дна сундука, оказалась толстая папка с завязками, на этикетке которой значилось: МИСТЕР С. Байрон развязал тесемки. Внутри лежали две общие тетради с пожелтевшими страницами, письма, газетные вырезки и несколько газет.

— Возможно, мы нашли ответы, о которых говорил отец.

Байрон вынул аккуратно вырезанную газетную статью с крупным заголовком: «ЖЕРТВАМИ ПУМЫ СТАЛИ ТРОЕ ЧЕЛОВЕК». Читать статью не хотелось. Он раскрыл незапечатанный конверт. Там лежали самые разные бумаги. Байрон вынимал их и по одной передавал Ребекке. Это были чеки на купленное оружие, патроны и пару женских сапог седьмого размера.[1]

Байрон подавал ей все новые бумажки с непонятными записями. На одном клочке значилось: «Для Алисии». Листок побольше содержал вопросы и ответы: «Человек? Нет. Возраст? Определить не представляется возможным. Одежду носит сообразно своим вкусам, а не эпохи, к которой относится». Далее — опять клочок с торопливой записью: «У Алисии имеются скрытые мотивы». Попадались и более длинные записи, перемежающиеся с газетными заметками, набранными мелким шрифтом. Все это требовало времени, которого у них обоих не было.

Ребекка откровенно зевала. Заметив это, Байрон сложил все бумаги обратно в папку и убрал ее во фланелевый рюкзак.

— Ты что? Я совсем не устала, — попыталась возразить Ребекка.

— Устала, и еще как.

Байрон смотрел на нее, пока она молча не кивнула. Потом Ребекка встала и потянулась, разминая затекшую спину.

— Пойдем домой, — сказала она.

Байрону удалось скрыть удивление. От комментариев он воздержался, за что Ребекка была ему благодарна. Даже после того, как они сблизились, она никогда не говорила «мы» и не называла место своего обитания «домом».

Заставлять Ребекку идти пешком было немыслимо. Байрон усадил ее в катафалк. Усевшись на пассажирское сиденье, она сразу же заснула и проснулась, только когда они подъехали к дому Мэйлин и Байрон заглушил мотор. Он зашел с другой стороны и осторожно открыл дверцу. Ребекка сидела с открытыми глазами.

— Приехали… Ты что?

— Просто очень устала. Голова идет кругом. Но я не убегу с воплями в темноту. А ты?

— Что-то не припомню, чтобы я от тебя бегал. И тем более — с воплями.

— И никогда не вопил? — допытывалась Ребекка.

— Не помню.

— А когда мы ходили в кино?

— Так это от избытка чувств, — сказал Байрон, поправляя на плече рюкзак.

Ребекка осторожно выбралась из кабины и, придерживая платье, прошла к крыльцу.

— Я рада, что ты со мной. Возможно, это страх, общее горе или наша миссия.

— Или наша дружба, Бекс, — добавил Байрон, закрывая за собой дверь. — Не сбрасывай ее со счетов. О миссии мы узнали совсем недавно, а дружба наша длится не первый год. Если не хочешь признаваться, что любишь меня, хотя бы признай, что мы друзья.

— Друзья, но странные. Не разговариваем по нескольку лет.

Байрон сжал зубы, но промолчал. Он осторожно поставил рюкзак на кофейный столик.

— Скажи, а в позапрошлую ночь ты просила меня остаться из-за нашей дружбы?

— Возможно.

У Ребекки хватало страхов, но об одном она до сих пор не сказала ни слова. Этот страх застрял где-то на границе ее сознания.

— А почему ты думаешь, что наша дружба… настоящая?