Для продолжения полноценной творческой жизни Семе нужно было уехать. Не важно куда. Уезжал Сема всегда в Киев или город на Неве. Это и называлось «все равно куда». Другие города Сема недолюбливал.
В Ленинграде творческая жизнь заключалась для Семы в передвижениях по Петроградской стороне, а в Киеве он дни напролет сидел в одной малоизвестной кофейне. После этих поездок эссе рвались на бумагу, как одержимые. Но сейчас денег не было, даже мелких.
Так, нужно было каких-нибудь сто двадцать рублей. Или даже сто. Обыкновенно он просто брал недостающую сумму у Зинки. Впрочем, он не собирался их отдавать до той поры, пока не станет знаменитым, она также это знала, и оставалось только ждать скорой славы. Сема был моложе своей благодетельницы лет на десять. Длительные дружеские отношения эссеиста и матроны списывали все издержки. Но пришел день, когда коварная хозяйка маленького дома перекрыла финансовый вентиль, оставив, впрочем, открытыми некоторые другие патрубки и клапана. Думай, Семушка.
В этот счастливый вечер, когда постукивали фужеры и рюмки за изысканным столом, Сема беседовал со своим криминальным другом Антикваром в учебном классе городской спасательной станции. Оба они сидели на бильярдном столе. Играл Сема в бильярд мастерски, но сейчас было не до игр. Разговор шел преимущественно о литературе. Дело в том, что у Семы была антикварная книга, а криминальный товарищ хотел ее получить. И давал немалые деньги. То есть в сравнении с истинной ценой деньги были смешными, а вот для поездки — в самый раз. Но книга принадлежала Семе лишь отчасти. Она стояла в книжном шкафу новоявленного родственника Семы, мужа его младшей и единственной сестры. Но что есть возраст и родственные узы? Сема имел к ведению домашнего хозяйства лишь косвенное отношение и потому некоторые разногласия дома были всегда. Или заморочки, как говорили на Петроградской стороне.
Итак, друзья сидели, один льстил и уговаривал, другой сопротивлялся, и что было тому виной, то ли порыв ветра за окном, то ли блик потустороннего света на окне, то ли крик вольных странниц моря, чаек, но Сема неожиданно придумал Нечто…
Желания Зинки отличались простотой и ясностью. В новой квартире, обставленной отличной мебелью, ко всему тому, что было куплено, расставлено, подвешено, уложено, ей нужен был муж, хозяин, добытчик, опора и заступник. Естественно, такой блестящий кандидат, как Сема, бил все остальные кандидатуры на месте и в лет. Ведь в сокровенных своих помыслах она не хотела филиал рабочего общежития. Она хотела Салон! Скажем, собираются по пятницам разные эстеты, меценаты, художники и за чашкой чая беседуют о милых сердцу пустяках. Решают свои художественные проблемы и утоляют эстетические потребности. И, как ей казалось, шансы на салон были значительнейшие. Семе, если он решится на столь сокровенное мероприятие, переходили: часть папашиных делишек, плюс кое-что единовременно, «Москвич» с хорошим пробегом, но в приличном состоянии. Автомобиль в данное время находился в надежном месте и был готов к старту.
На следующий после новоселья вечер Сема явился пред светлые очи своей подруги, и переговоры начались в обстановке взаимолюбия. Но Сема преступно медлил. Он не хотел быть звездой салона, так как без того уже был любимцем города, то есть выступал на многочисленных литературных вечерах, купался принародно в фонтане, имел несколько громких связей с женщинами различных социальных слоев и не работал нигде дольше принятого.
Любимцев у города было несколько, но Сема был отмечен печатью самой большой и устойчивой привязанности жителей. И когда он, выразительно ссутулившись, шел по центральной улице, а ветер с моря отбрасывал с его высоко-трагического лба ликующую прядь, встречные невольно замирали от противоречивых чувств.
Семе, конечно, хотелось материальных благ, но моральная сторона дела его несколько смущала. Например, черноголовые сироты. «Эх, безотцовщина, — в сердцах восклицал он порой, — посмотреть бы в глаза этим людям». С другой стороны, если связь с Зинулей в ее нынешнем виде Сему даже как-то возвышала, то в узаконенном виде она его возвышать не могла. Но как-то так вышло, что соискательница титула уже купила кольца. И вот Сема сидел в алькове, то есть в комнате грез и сновидений, и вел переговоры с Зинулей.
— Давай, Зинаида, поговорим серьезно. Расслабившаяся от предчувствия триумфа, Зинаида отправила деток прогуляться по вечернему микрорайону. Сема присел на краешек нового, мягкого и необычайно податливого стула, складываясь в магическую фигуру ожидания, в знак надежды. Подружка же его повела свои обычные речи про теплицы, авто, кофейные банки и будущее, и так далее и тому подобное. Сема все реплики встречал одобрительным молчанием.
— Только искусство не троньте, пожалуйста, — вставил он как-то между делом, — музыка трущоб мне милее пошлых обывательских рулад.
Зинаида зарделась. Она всегда краснела, когда слышала что-нибудь умное и значительное.
— Душно что-то здесь, — добавил жених немного погодя.