— И кидал меня рок от Асгарда до чертогов Хель… — пробормотал Наблюдатель, который в одном из бунтов принимал самое деятельное участие, а именно, организовывал. Книга Бытия услужливо открылась на короткой заметке, сделанной кроваво-красными чернилами. Из неё следовало, что если бы не Хранители, некстати подтолкнувшие Высшие сферы к равновесию, через семь лет, пять месяцев, семнадцать дней, три часа, двадцать одну минуту и шесть секунд фее вообще ни о чём не пришлось бы тревожиться. "Гнилая отмазка это ваше "малое зло", значилось ниже.
Бог понаблюдал, как его увольнение переползает в раздел "Несбыточное будущее" и улыбнулся. Он был большим мастером по части улыбок: в его арсенале присутствовали добрые, злобные, зловредные и воспламеняющие. Эта, например, была способна вывести из строя целую армию. Его божественность изволили гневаться.
— Не сердись, что я стараюсь выжечь эту заразу как можно раньше, — в тоне феи проскользнул намёк на раскаяние. — Чем тратить время на борьбу со следствием, лучше устранить причину. В конце концов… — Всетемнейшая явно не успела придумать, что "в конце концов", поэтому заявила: — Без них дела шли отлично! Сам посуди: дохлый Светоч, обозлённые вампиры, орущие смерды, сожженные деревни, море крови — дивная картина! А эти только из леса выползли и на корню план зарубили!!! Но сколько бы они ни бегали, поединок будет всё равно. От каждого по уму, каждому по заслугам. Как один, они встают передо мной, закованные, точно в броню, в решимость держаться до конца, и, как один, вопят от боли, пока не сорвут горло… — Она мелодично рассмеялась.
Раскачиваясь на стуле с риском опрокинуться, Наблюдатель размышлял о прахе и тлене, о несовершенстве мира и тяжких страданиях всеми забытого сироты, заточённого в мрачной глубокой пещере ("пещера" не уступала номеру в пятизвёздочном отеле, но это к делу не относилось). Раньше он об этом не задумывался: да и когда было? То великаны, то герои, то подвиги (во имя людей, между прочим, и хоть бы раз кто поблагодарил!) то работа, синекурой именуемая, чтоб её цверги в Нифльхейм уволокли… Ох-хо-хо…
Словом, ему хотелось обкуриться, упиться в дым и, прихватив девиц посмазливее, завалиться в гости к Бахусу.
— Я нисколько не скучаю по "старым, добрым временам", — продолжала слегка обескураженная его молчанием Всетемнейшая. — Решительно. Абсолютно. Мне нравится моя жизнь, ведь я сделала себя сама. Я…
— Морская черепашка по имени Наташка с очками из Китая такая вот крутая…
— Что?
— Что "что"? — флегматично переспросил бог, испепеляя плазменным сгустком подвернувшегося паучка. Он ещё гневался.
— Что ты только что сказал?
— Разве я что-то сказал?
— Да! Сказал!
— Милая, ты о чём? Может, тебе сходить на приём к нашему старому другу Зигмунду? — коварно предложил бог. — Он так помог тебе в прошлый раз! Скажи только, я свяжусь с ребятами — мигом портал пробьем. Хочешь? Нет? Да? В горы к троллям? Если хочешь послать ближнего своего, пошли его подальше… Мори? Эй, Мори? Что молчишь? Тебе плохо? Алло, Озерный дом!
— Ты… ты… пошёл ты на… Да!!! — плюнув на хороший тон и попытки держать себя в руках, заверещала Всетемнейшая. — Я скучаю по тем временам! Я хочу, чтобы было по-прежнему! Хочу, чтобы смертные дрожали при одном звуке моего имени!
— Но и сейчас дрожат… — робко возразил Наблюдатель.
— Ма-а-алчать!!! Я хочу просыпаться и видеть из окна выжженную пустыню и дым, клубящийся над Роковой горой!! Хочу видеть, как орды моих рабов бессчетной лавиной катятся на запад — уничтожать, крушить, стирать в порошок!! Доволен?!
— Фрекен Морган, я люблю вас такой, какая вы есть, — искренне сказал бог. — Не меняйтесь никогда! Грабьте, душите, убивайте!
— Так ты поможешь или нет?
— Зачем? — прикинулся дурачком Наблюдатель. — Сама же говорила, что у тебя всюду глаза и уши, ими и пользуйся.
— Но раньше ты так хорошо не мешал…
— Когда это было?.. Так и быть, сделаю жест доброй воли. С оливковыми ветками и голубями. Знаешь ты, а, быть может, не знаешь… — Наблюдатель замолк.
— Что? Что?
— Ты испортила мне паузу. Я хотел тебя подготовить, но если ты считаешь, что чистые раны зарастают скорее… Сокровище у них.
— Какое сокровище? — недоумённо переспросила фея.
— То самое.
Трюмо, поймав "ту самую" улыбку испуганно звякнуло, покрываясь трещинами, но Наблюдатель к капризам зеркала был привычен и даже бровью не повёл.
— Не поняла…
— Сакроооовище! — с придыханием повторил Наблюдатель.
— А?
— То, чего нет, — пояснил он.
— Ты… сам… как? — спросила Всетемнейшая с той интонацией, с которой обычно говорят у постели тяжелобольных.