Хранители времени

Но Яна и не думала становиться чьей бы то ни было закуской. Шагах в пяти от берега она небрежно стряхнула Идио с руки, отпихнула меня и повернулась к вурдалакам.

— Как говорится, добрый вечер, начинаем наше телешоу, — кивнула она мохнатым. — Всё это очень мило, но не кажется ли вам, господа, что вы несколько ошиблись в выборе предмета для охоты? — Запнулась. Подумала немного. И, скрестив руки на груди, продолжила совсем другим тоном: — Вы без понятия, на кого тявкнуть посмели, редиски?

Неладно что-то в королевстве Датском, понял я, когда вурдалаки сперва посунулись вперёд (это понятно), но потом почему-то вдруг шарахнулись назад (непонятно) и, мелко дрожа, сбились в кучу (совсем непонятно!).

— Бить будете? — обречённо спросил седой.

— Э? — удивилась Яна.

— Ой, а тогда мы побежали? — несказанно обрадовалась стая. — Вшего доброго, гошпожа ве…

— Стоять, — приказала сестра. Вурдалаки снова затряслись. — Вещички.

На песок послушно шлёпнулись наши мешки и котелок.

— Свободны, — улыбнулась Яна. Волчишек как ветром сдуло, топот ног затих вдали.

— И это всё? — потрясся я.

— Ага.

— А почему?!

"Почему вы делаете глупости, а получается то, что надо?" — повисло в воздухе.

— Понятия не имею.

В разорённый лагерь было решено не возвращаться — никому не хотелось нарваться на ещё один «вдруг». Но Идио всё-таки сбегал туда, залил костёр ("А то и до лесного пожара недалеко, — нравоучительно заявила сестра. — Надо беречь природу, мать вашу!") и принёс оставшиеся вещи, а в это время я под чутким Яниным руководством учился разжигать костёр и доводил до готовности чудом уцелевшую кашу. С первым справился без труда: огниво так и не освоил, но в кармане лежало чудесное изобретение 20 века — зажигалка. Со вторым вышла заминка.

Солнце уже стояло высоко над головой, когда мы, позавтракав пересоленной и чуть подгоревшей кашей (я же говорил, заминка вышла), перешли речку вброд и вступили под сень леса, который Идио уважительно называл заповедным. Он был стар, наверное, старше камней, из которых были сложены стены Дуремора, стар, но не дряхл, и напоминал древнего героя, способного даже на пороге могилы узлы навязать из дюжины самоуверенных юнцов с мечами. Чем дальше мы углублялись в чащу, тем мрачнее и темнее становился лес. Ветви деревьев шатром смыкались над головой, солнечные лучи с трудом пробивались сквозь густые кроны, и на дне лесного подвала царил вечный полумрак. Мох и паутина свисали с ветвей, опавшая листва устилала землю, не было слышно ни пения птиц, ни голосов животных, только изредка каркали вороны и зверски кусались вездесущие комары.

Идио вздрагивал от любого шороха, беспрестанно оглядывался по сторонам, умолял нас ни в коем случае шуметь, не сходить с тропинки и в целом демонстрировал повышенную нервозность. Мы послушно кивали, тая в душе чёрные-пречёрные замыслы.

— Темнело за окном, и наступала ночь… — выбрав момент, вполголоса начал я. Тишина, как известно, хороша лишь в желудке, а тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадёт! Народная мудрость, между прочим.

— За кухонным столом сидели мужики… — охотно подхватила Яна. Идио посерел и, тяжело дыша, принялся хвататься за сердце.

— Весь вечер беспрерывно бил по крыше дождь, — наддал я.

— И гром гремел ужасно где-то у реки! — Яна легко перекрыла мой голос своим.

— А в доме шло веселье и гульба,

Никто не знал, что в этот миг

Охотник Себастьян, что спал на чердаке,

Вдруг потемнел лицом, стал дряхлым как старик! — обнявшись, загорланили мы на два немузыкальных, но очень громких голоса. Идио тихо взвыл и принялся рвать на себе волосы с твёрдым намерением остаться лысым как колено. Но нет у певца жалости к слушателю, лишь веление Музы…

— А-а-а-ахотник!! А-а-а-ахотник!! А-а-а-ахотник!! Охотник Себастьян!!!

Тройной вопль был слышен, наверное, в радиусе километра. С деревьев осыпалась листва. Бедняга Идио то серел, то белел, то зеленел, а фраза про "поле у реки" и вовсе вызвала у него истерические всхлипывания.

— Откуда же он узнал? — бормотал парень. — Откуда? Пророк! Настоящий пророк!

За два часа вдохновенного исполнения панк-рока съесть нас никто не пытался — вся окрестная нежить разбегалась, куда глаза глядят на задних лапах, передними уши зажимая. Идио, оценив скорость разбегания зверья, задумчиво обронил, что в лирике Иномирья, есть Сила и Мощь, но жалкий человеческий разум постичь их не в состоянии. Получил в ухо (я тоже хотел, но Яна оказалась быстрее) и присоединился к нам третьим немузыкальным голосом.

Но человек идёт, а лес живёт. Растёт, меняется.

Охотится.