Хранители времени

Деревня Гадюкино ничем не отличалась от великого множества деревенек, сел и посёлков, разбросанных по бескрайним просторам нашей родины. Те же немощёные улицы, после дождя превращавшиеся в непролазное болото, деревянные дома вперемешку с садами и огородами, божий храм (с кругом вместо креста на крыше), пара магазинов, именуемых лавками, базарная площадь и кафе, которое здесь называли трактиром. Только вдоль улиц не стояли столбы с обвисшими проводами, над крышами домов не торчали стояки телевизионных антенн, и транспортные средства здесь пили воду, а не бензин. Тихое захолустье, где жизнь течет медленно и размеренно, где день ото дня, год от года ничего не меняется…

Но при виде того, что творилось в этой деревушке, на ум невольно приходила фраза мучителя не одного поколения школьников, гения русской литературы Льва Николаевича Толстого: "Всё смешалось в доме Облонских".

Все смешалось в деревне Гадюкино. Собаки лаяли, кошки мяукали, лошади ржали, гуси гоготали. Народонаселение с вытаращенными глазами бегало по улицам, вопило и грохотало всем, чем можно грохотать, от чайника до тачки.

— А-а-а? — Идио проводил ошалевшим взглядом растрепанного, потного мужика, с каким-то садистским удовольствием громыхавшего тачкой. — Какие вы, люди… странные.

— Мы странные, — быстро поправила я. Звезда нервно завибрировала.

— Однако, чем дальше в лес, тем толще партизаны, — озираясь, по сторонам, заметил Саша. — Что тут вообще творится? Дурдом на выезде? Вампира ловят?

— Ловят, — согласилась я. — Может статься, что и вампира. Только орут все почему-то по-разному. Кто "Жги вупыра!", кто "Колдуна хватай, колдуна!", кто "Вон он, убивец, туды побёг!"… Предлагаю добыть у местных жителей тактическую информацию. — Перехватив недоуменные взгляды, пояснила: — Спросим у бабулек, что тут творится.

Чуть дальше по улице у веселенького зеленого заборчика стояла удобная скамейка, где рядком расположились пять корреспонденток информационной службы "Одна бабка сказала". Они лузгали семечки и увлеченно перемывали кости какой-то Митрашке с Кривой улицы, с любопытством поглядывая на нас.

— Доброе утро, бабулечки! — громко сказала я, подходя ближе.

— Утро доброе, — откликнулись они, уже в открытую прожигая нас взглядами. Идио беспокойно заерзал и скрылся за моей спиной.

— Бабулечки-красотулечки! — умильно улыбаясь и наивно хлопая глазами, брат выдвинулся вперёд. — Как живёте-поживаете? Добра ли наживаете?

"Откуда, интересно, у него такое знание русского фольклора?" — подумала я.

— Игра. Не мешай, — процедил он, улыбаясь ещё шире.

— Ничего живём, хлеб-соль жуём, — ответно расплылись в улыбках бабульки.

— Желаем и далее жить-не тужить, не болеть, не чихать, — Саня поясно поклонился бабкам. У меня невольно стали возникать сомнения в его душевном здравии. — А мы вот люди нездешние, мимохожие, мимоезжие, идём, гуляем да ничего не понимаем. Что деется-то у вас, бабулечки?

— Разное, милок, разное! — наперебой заговорили бабки. — Всего-то и не упомнишь, но вот есть у нас…

И полноводная река деревенских сплетен захлестнула нас с головой. Нам с жаром поведали о тетке Рашке, что тачает сапоги из кожи змеиной, и о Кутьке Ломайке, что смастерил в сарае "корапь летучий" из бычьих пузырей и корзины, о Тырке-пьянице, который бьет свою жену, но это ему, гнилозубу, даром не прошло — давеча упал, да обе руки сломал, и о том, кого и куда водил корчмарь, покуда его благоверная у Ловки-процентщицы на посиделках была. Герка Рябой, упившись первача, шатался по деревне и орал срамные частушки, Дунька-с-Кручи после полуночи гнала самогон в своем подвале и спаивала котов валерьянкой, а Жирик Косой траву дурманную сажал на дальнем огороде, что за оврагом и речкой меж двух холмов у кривой березы.

Через пять минут Саша таращился на старушек, как хоббит на Кольценосцев, а глаза Идио напоминали тарелки. Я счастливо улыбалась бабулькам и думала о том, насколько скучнее стала бы жизнь без их всевидящих глаз, чутких ушей и болтливых языков.

— А с утречка, значицца, все вупыра лювють! — подвела итог самая бойкая бабка.

— Убивца кровопийного! — подхватила другая, вылитая нянюшка Ягг, кругленькая, с лицом, похожим на печеное яблоко и одним-единственным зубом. — Он кровю сосал, девок портил, скот морил, ужасть шо творил!

— Да к Митрашке, дочке Гарькиной шастал, — добавила третья. — Любовь у их, чуфство како-то!

— Девку в жены себе просил, ишь, что удумал, кровопивец треклятый! — взвизгнула четвёртая бабка. — Гарька и покликал Клешней блескучих… ведьмов, навроде тебя, — бабка кивнула мне, — чтоб, значицца, вупыра сыскать, изловить да прихлопнуть!

"Кого позвал? — проснулся внутренний голос. — Ведьмаков? Да ещё нескольких? Чтоб жалкого упыришку поймать? Гонят бабульки!"

— Ой, чё было-то! Они саблями вжжжжиххх, а он — гы-гы! — разошлась бабка — Быдыщщщщ! Двух…

— Трёх… — возразила «нянюшка».

— Двух!

— Трёх!

— …пятерню ведьмов пришиб и сбёг! А куды сбёг, куды драпнул, про то тёмна ночка знает, а боле нихто. Ведьмы таперча рыщут, ищут — да усё без толку…