У нас нет метода, позволяющего датировать чернила. Впрочем, мы обстреляли манускрипт рентгеновскими лучами, возбудив электроны в молекулах чернил, сумели пронаблюдать, как они возвращаются на свои места (испуская фотоны с уникальными длинами волн, специфическими для каждого элемента, который содержался в чернилах), и так установили, что красные чернила – это свинцовый сурик (такие применялись по крайней мере с 300 г. до н. э.), а коричневые – это железо-галловые чернила, в которых сульфат Железа смешан с экстрактом дубовых галлов (наростов на древесных листьях, возникших в ходе деятельности личинок ос; такие чернила используются с начала V века). Ничего необычного в этом нет. Направляя на страницы свет с разной длиной волны (как видимый свет, так и ультрафиолетовое и инфракрасное излучение, недоступное человеческому зрению), ученые показали, что на этом пергаменте, в отличие от многих старых манускриптов, нет никаких следов присутствия каких-либо предыдущих записей – все выглядит так, словно шкуру изначально готовили исключительно для этой цели.
Хотя первоначальная версия Корана передавалась устно, известно, что халиф Абу Бакр имел письменную копию, сделанную между 632 и 634 годами нашей эры, сразу после смерти Мухаммеда13
. Говорят, что последующий халиф Усман поручил записать окончательную версию Корана, изданную во время его правления, между 644 и 656 годами. И 634 год, и 644 год находятся в пределах приемлемого возраста, полученного посредством радиоуглеродного датирования, и пергамент вполне могли изготовить за несколько лет до того, как его использовали, поэтому нет абсолютно никакого противоречия с датой рукописи и приписыванием ее слов Мухаммеду. Анализ действительно позволяет предположить, что эти страницы взяты из одного из самых ранних письменных Коранов, и это делает их очень ценными – но он не дает оснований сомневаться в авторстве священной книги.За последние семьдесят пять лет при помощи радиоуглеродного датирования было проанализировано множество самых разных веществ, что позволило ответить на тысячи вопросов, охватывающих самые разные области – историю искусства и археологию (см. гл. 9), питание и сельское хозяйство (см. гл. 10); историю нашего климата (см. гл. 11); состояние океанов и многие другие сферы. Все, что когда-то было живым (и даже в одном случае неживым – см. гл. 9), – честная добыча: кость, уголь, пергамент, кожа, лен и другие натуральные ткани, морские ракушки, пчелиный воск, остатки вина, пыльца…14
Но раз уж мы заговорили о религии, я завершу эту главу рассказом об одном из наиболее известных и противоречивых артефактов, к которым применялось радиоуглеродное датирование – о Туринской плащанице.Туринская плащаница: исторический обман
Этот вытканный «в елочку» льняной плат площадью в 4 квадратных метра, на протяжении пятисот с лишним лет прославляемый как погребальный саван Христа, хранится в Туринском соборе с 1578 года. Там он оказался почти через полвека после того, как едва не сгорел в пожаре, случившемся в часовне Шамбери в Савойе – древнем герцогстве, расположенном на границе Франции, Италии и Швейцарии. На ткани заметно слабо проявленное негативное изображение человека с бородой и длинными прямыми волосами, что любопытным образом соответствует средневековым изображениям Иисуса. На руках и ногах – выцветшие красные «пятна крови»15
.За последние 125 лет (начиная с первых фотографий Туринской плащаницы, сделанных в 1898 году, на которых изображение более четко просматривалось на негативах) прошло бесчисленное множество научных и не очень научных исследований. Однако наиболее определенный результат, с моей точки зрения, был получен в 1988 году. Небольшие образцы ткани были отправлены в три ведущие лаборатории радиоуглеродного датирования – в Швейцарскую высшую техническую школу в Цюрихе, Оксфордский университет и Университет Аризоны. Все независимо датированные образцы показали, что лен для ткани был собран в период между 1260 и 1390 годами нашей эры.
Оказывается, эти даты просто подтверждают то, что уже и так следовало из письменных исторических источников. Первое упоминание о плащанице относится к 1350-м годам – и из него мы узнаем, что она оказалась очень прибыльной реликвией для настоятеля местной церкви, призывавшего паломников со всего христианского мира увидеть ее. Епископ Анри де Пуатье был настолько этим раздражен (неизвестно, то ли из зависти, то ли из более чистых побуждений), что начал расследование в отношении погребальной плащаницы и призвал прекратить демонстрации.
Три десятилетия спустя его преемник, Пьер д’Арси, воспрепятствовал повторному выставлению плащаницы и послал папе в Авиньон письмо, в котором, в частности, говорилось: