Хранители завета

За окном устремляется к небу церковь Хатльгримма во всем своем неземном великолепии. Внизу, на улице, пешеходы сопротивляются сильному ветру.

Он нажимает на палец сильнее. Боль невыносимая.

— Где?

Я издаю стон. Громкий и пронзительный. Без всякого выражения гора мускулов смотрит мне прямо в глаза. И еще дальше отгибает палец.

В этот момент я готов признать почти все. Что знаю, где находятся свитки. Что я глава группы сатанистов, которая приносит в жертву маленьких детей. Что являюсь подручным Аль-Каиды. Что я двойной агент ЦРУ, ФСБ, МИ-5 и МОССАДа. Но мне так больно, что я не способен ни думать, ни говорить.

— Where are the scrolls?

Вероятно, я сумасшедший. Во всяком случае, я слышу, как ломается мой мизинец. С резким кратким звуком, как если бы я наступил на сухую ветку в лесу. Я кричу. Язык пламени перелетает из руки в голову.

Он отпускает мою руку. Я подхватываю ее здоровой рукой и рыдаю. Кисть горит.

— Я сожалею, что так получилось с этим священником, — говорит человек с пистолетом. — Но мы не будем медлить… — Он смотрит на меня, чтобы убедиться, слушаю ли я его. — Тебя мы изуродуем или убьем. Мы должны завладеть свитками!

Гигант кладет свою медвежью лапу мне на горло. Его указательный палец скользит по адамову яблоку. Он не нажимает. И все же у меня появляется ощущение тошноты, я едва дышу.

Если бы я был персонажем кинофильма, я, наверное, выбросился бы из окна. Пробив стекло. Люди делают что угодно, лишь бы избежать опасности. Но я всегда был размазней. Я боюсь высоты. И осколков стекла. У меня, знаете, всегда бывают проблемы, если случается порезаться до крови, сломать руку или ногу.

Я вовсе не собираюсь жертвовать жизнью ради «Свитков Тингведлира». Уже приготовившись сказать, что свитки находятся в бронированном хранилище Института Аурни Магнуссона, я бросаю взгляд на улицу.

Прямо напротив гостиницы останавливается полицейская машина.

В моем взгляде, должно быть, появился какой-то намек на надежду. Гигант поворачивается и смотрит в окно. Отпускает меня. Я глотаю воздух. Его коллега тоже подходит к окну. Коротышка говорит что-то, что я воспринимаю как mokhabarat. Гигант отвечает shorta.

Внизу на улице из патрульной машины выходят двое полицейских. Спешить им абсолютно некуда.

Арабы смотрят на меня, как две гиены, у которых отняли их лакомый полусгнивший кусок падали.

Я издаю жалобный стон.

Молниеносными движениями они прикрепляют мои руки к спинке кровати клейкой лентой и заклеивают рот скотчем.

Не говоря ни слова, гигант угрожающе смотрит мне в глаза.

Затем они исчезают.

2

К тому времени, когда полицейские, услышав стоны, ворвались в номер гостиницы, арабы давным-давно спустились по пожарной лестнице на задний двор и испарились в одном из тихих проулков позади гостиницы.

В глазах у меня плывет. Полицейские удаляют с моего лица скотч и помогают мне лечь в постель. Кому-то сломанный мизинец может показаться довольно смешным и даже банальным делом! Только не мне!

Полицейские вызывают подкрепление. Лежа в постели, я слышу звуки сирен подъезжающих машин полиции и «скорой помощи». Вскоре в гостинице набивается полным-полно полицейских и детективов. Молодой дежурный врач прикладывает к моей груди холодный стетоскоп и слушает сердце, которое бьется с бешеной скоростью. Он вкладывает ноющий распухший палец в бандаж и заматывает пластырем мизинец вместе с безымянным. Затем делает перевязь для руки и дает мне обезболивающее. Медсестра ласково гладит меня по щеке. Детективы задают вопросы. Я показываю гиганта на фотографии и делаю предположение, что коротышка — один из тех, кто на заднем плане и кого нельзя идентифицировать по фотографии. Полицейские что-то записывают в свои блокноты с таким привычным видом, словно в Исландию каждый день приезжают буйные арабы, охотящиеся за культурными ценностями и ломающие пальцы беспомощным ученым.

Проходит несколько часов, я рассказал им все, что знаю. «Скорая помощь» уехала в больницу, но меня в ней не было.

Двое полицейских остаются в гостинице: один у моей двери, другой внизу, у портье.

Ночь проходит беспокойно. Вселенная рухнула в тартарары, остались лишь мой мизинец и боль.

3

— Бьорн Белтэ?

Женщина в дверях прижимает к груди конверт и беспокойно переводит взгляд с полицейского на меня.

Я только что поднялся снизу, где завтракал. Под присмотром полицейского.

— Мы с мужем друзья преподобного Магнуса, — продолжает она на смеси датского и норвежского. Потом уточняет: — Были друзьями. Мы являемся членами приходского совета в Рейкхольте, — объясняет она. — Мой муж поет в церковном хоре. Можно войти?

В ней нет ничего особо тревожного. Тем не менее полицейский «просвечивает» ее с головы до ног своим рентгеновским взглядом.

Я впускаю женщину и закрываю дверь.

— Мой муж ждет в машине, — говорит она, проходя в номер. Она вряд ли привыкла бывать в номерах гостиницы наедине с посторонними мужчинами. Стоит посредине комнаты и прижимает к груди конверт. — В тот день, когда умер преподобный Магнус…

— Да?