Как только женщина обратила свое внимание на Михалыча, он поджал недовольно губы, пожмякал ими, а после сказал.
— Позвони Ивану и скажи, пусть приедет за внучкой, — сказал он, даже и не глядя на женщину.
— Но…
— Я сказал что — то непонятное? — разозлился старик, посмотрев на Нину.
— Нет, — тихо ответила она и развернулась, чтобы уйти.
Следя за этой перепалкой, я не сразу поняла, что меня за платье дергает сын, пытаясь привлечь мое внимания. Присев, я посмотрела на Максимку, улыбнувшись ему, спросила:
— Да, сынок, ты что-то хотел?
Поддавшись вперед, он прошептал мне на ухо:
— Хочу молоко и св… свеж… булочку.
— Конечно, — улыбнувшись, ответила ему, поднимаясь.
Его вечно забавные попытки выговорить сложные слова всегда вызывали у меня умиление.
— Нина! — позвала женщину, пока та не успела скрыться. Как только Нина обернулась, я ей улыбнулась и сказала: — Максимка хочет попробовать свежеиспеченные булочки.
— Ой! — воскликнула она, всплеснув руками и прижимая их к груди. — Конечно, моя крошка, — приговорила Нина, улыбнувшись. — Пойдем, я накормлю тебя. Посмотри, какой ты худенький.
— Она ваша жена? — поинтересовалась у старика, как только Максимка с женщиной скрылись за занавесью.
Мне было дико видеть, как он обращается с женщиной. Стало жаль ее и хотелось немного узнать о ней. Ведь с виду она кажется неплохой, вон как загорелись ее глаза при виде Максимки.
— Нинка, что ль? — удивленно спросил старик. — Нет, конечно! Моя Галинка скончалась полвека назад. Хорошей была парой, я так ее любил, — немного печально проговорил он. — А Нинка, эт так, соседка, приходит, иногда помогает то дом прибрать, то еды приготовить. Одна она осталась. Был у нее сын, но умер. Давно это было, и не вспомнить. Она тогда молодой была, а ее сынишке как раз, как твоему, было… Так после того несчастья и осталась одна. Детей больше у них с мужем не было, да и он бросать ее отказывался до последнего.
— Подождите, но разве так бывает? — спросила, нахмурившись. — Разве другой не покидает этот мир вслед за парой?
Насколько я успела понять, все происходит именно так, тогда почему Михалыч да и Нина до сих пор живы?
— Ох, доченька, тебе предстоит многое узнать о нашем мире, — вздохнув, ответил старик. — Когда пара уходит из жизни по болезни или по возрасту, а другой не желает уходить следом, они проводят обряд. Таким образом ты остаешься на всю жизнь одна, не имея возможности найти истинного и вновь построить семью, — объяснил он.
— То есть я могу провести этот обряд и остаться одна? — удивленно спросила, делая шаг к нему.
— Не говори глупости! — рыкнул старик на меня. — Лучше присядь, не мельчиши. Да, я сказал, что можно, но также сказал, что в таком случае ты останешься одна на всю жизнь.
— Это же здорово! — воскликнула, чувствуя, что это именно то, что нужно для меня.
Я не хотела выбирать с кем быть. Макс или Глеб. Они такие разные и в то же время такие одинаковые. И не хотела оставаться с обоими. Но также я знала, что долго быть в разлуке с парой моя волчица не сможет. Она начнет сходить с ума, и, в конце концов, я потеряю над ней контроль. А этот вариант будет просто отличным решением для всех!
— Эх, какая она! — бросил старик. — А ты подумала о парнях? Согласна ли ты пожертвовать их счастьем ради своего? Ведь этот обряд подействует в два направления. Готова ли ты брать на себя еще и этот грех?
Слова старика повергли меня в шок. Да, я была готова пожертвовать своим счастьем и прожить оставшуюся жизнь одна. Я согласна была отпустить дорогого для меня человека, которого полюбила и, несмотря на все, что между нами было, готова была отпустить их. Я желала им обоим счастья, но не такой ценой! Я с ужасом осознала, что могла, не осознавая всю серьезность этого обряда, обречь их на долгое, одинокое скитание по земле.
— Нет… — ненадолго запнувшись, я все же призналась. — Я не могу поступить с ними подобным образом. Они этого не заслужили.
— Вот и славно, — произнес старик, усмехнувшись в бороду, после чего заявил: — А то я уж подумал, что нужно будет выпороть тебя, чтобы ты начала хоть немного соображать.
Некоторое время я смотрела на Михалыча, пытаясь понять сказанное им только что: было шуткой, или он всерьез намеревался это сделать? Но по серьезному лицу старика очень трудно было что-то определить, поэтому я спросила.
— Вы, правда, это сделали бы?
— А что? — выгнул он вопросительно бровь. — Ты не смотри на мой возраст. Если нужно будет, то я и не только выпороть могу! — и он зашелся в хриплом смехе, который перешел в кашель. — Что-то я не подрассчитал силы маленько — пробурчал старик. — Ну, ладно, долой ненужные разговоры! Я хочу знать, что было с тобой после моего отвара.
— А вы разве не знаете? — скептически поинтересовалась у него.
Как-то уж с трудом верится, что старик не знает, что бывает после его отвара. Понять бы, какие цели он преследует, скрывая правду.