Хранительница его сокровищ (СИ)

— Ступай, детка, позже доделаем, — и не надо тебе хрень всякую слушать.

А то, что будет хрень, ощущалось задницей на «раз». Лизавета затянула шнурки у мешка и выпрямилась.

Вообще опыт разговоров с неприятными посетителями был, и немалый. В школьные времена к ней, как классному руководителю, приходили родители неуспевающих и прочих проблемных детей. В вузовские — в зачётную неделю и в сессию косяками шли студенты со словами «А почему мне «три»? А мне не надо «три»! А в фондовской жизни время от времени попадались фрукты, которые когда-то сдали в музей что-то, а теперь хотели забрать назад, но увы, если предмет был принят на основной фонд, то легальных возможностей это сделать не существовало. И почему-то такую простую мысль было очень сложно донести. Как же, это же был его фотоаппарат, почему он не может забрать его обратно и продать коллекционерам? Или — это была фотография его дяди, а сейчас дяде будет сто лет, и на юбилее он хочет видеть эту фотографию!

— Присаживайтесь, — произнесла она тоном «недобрый препод общается с двоечником», и кивнула она на кресло. — Вы вообще кто? Не помню, чтобы нас друг другу представляли.

Катарина нахмурила брови.

— Что значит — кто? Это вы — кто?

— Елизавета Сергеевна Шерстянникова. Старший научный сотрудник музея истории города на полевой практике, — Лизавета села в другое кресло и закинула ногу на ногу — в штанах это было удобно.

— Вы любовница Фалько, вот вы кто, — сказала, как выплюнула.

— А вот и нет, — рассмеялась Лизавета.

— Он мой, понимаете?

— А он-то об этом знает? — почему-то Лизавете было весело. — Если он ваш, то и быть должен где-то недалеко от вас. Однако же, он вполне самостоятелен. Вот что, милостивая государыня. Если вам есть, что сказать, то излагайте, и ступайте. Если вы уже всё сказали — тем более ступайте. Нам в дорогу, а у меня с утра маковой росинки во рту не было.

— Я не знаю, откуда вы взялись, но судя по вашему виду — вы никто. У вас нет дохода, и семьи с вами нет, и магии я в вас не чувствую. Вы не можете стоять у меня на дороге.

— Не испытываю ни малейшего желания там стоять, — пожала плечами Лизавета. — Наши дороги — они как параллельные прямые, которые никогда не пересекаются. И если вы этого не видите, то грош вам цена, как магу.

Хрен её знает, что она там видит, но нечего задираться, нечего!

— Да что вы знаете о магии и обо мне!

— О магии — немного. О вас — ничего, вы же не представились. Я, конечно, догадываюсь, что вы владелица того сада, в котором мы вчера гуляли, и я теперь понимаю, почему Фалько не спросил у вас разрешения осмотреть беседку. Вы же дикая, и договориться с вами затруднительно.

— А мне с вами не о чем договариваться! Я вхожу в Совет Четырех, а вы — приблуда какая-то! Ни манер, ни одежды, ни драгоценностей! — и косится на приметное жемчужное колье в три нитки, которое Лизавета вчера как сняла, так и оставила на столе, и не успела ещё прибрать.

— О да, вы в том совете, как пятая нога у собаки. Почему-то их там и без вас четверо.

— И надо же настолько не иметь стыда — носить свадебный подарок мужа и обниматься с чужим мужчиной!

— Носить — что? — до Лизаветы не дошло.

Или она опять чего-то не знает.

— Вот это, — Катарина потрогала жемчужины кончиком пальца. — Вам же их явно муж на свадьбу подарил!

Ой, как всё интересно! Лизавета, не удержалась от смеха.

— Ваши выводы прекрасны, но не имеют никакого отношения к действительности. И, к слову, пока я была замужем, то на чужих мужиков головой не вертела. А про вас в городе неприличные анекдоты рассказывают, вот. И жалеют вашего покойного супруга, — Лизавете остро захотелось показать нахалке язык.

А пару историй она в новогоднюю ночь действительно краем уха слышала.

— Я первая дама этого города, ясно вам? И Фалько мой! И сейчас он никуда с вами не поедет!

— Он, полагаю, сам решит, куда ему ехать. А вы можете быть кем угодно, мне решительно всё равно. Опять же, откуда вам знать, а вдруг я дома Шемаханская царица и повелительница всея известной вселенной? Ступайте, короче, уважаемая госпожа Катарина, и скатертью вам дорога, — Лизавета поднялась и выжидающе застыла.

Хотелось уточнить, в каком направлении Катарине следует пойти, но Лизавета подумала и сдержалась.

Катарина вскочила с кресла и бросила в её сторону какой-то сложный жест. Пламя холодного синего цвета вырвалось из кончиков пальцев… обтекло Лизавету, как будто на ней стояла какая-то крутая защита, и ушло в пол.

Дверь отворилась — то-то Лизавета чувствовала, что она прикрыта неплотно и за ней кто-то есть. Вошёл Раньеро.

— Катарина, голубка моя, — издевательски произнёс он. — Ступайте домой. И не приходите больше ко мне без приглашения.

Да-да, флаг вам, госпожа, в руки, барабан на шею и ёжика в трусы.

Та свирепо зыркнула на него — и выскочила из комнаты, только каблучки по коридору застучали. А Лизавета сделала ей в спину неприличный жест. Тьфу, вот не было печали!

— Спасибо, господин Раньеро, — только и успела она сказать.