Хранительница историй

Дженис принимается разбирать шкаф рядом с креслом миссис Би. Многие годы сюда складывали все подряд: болты, фонари, ключи, старые открытки и прочее барахло. У Дженис на кухне есть ящик, где она хранит вещи из категории «а вдруг пригодится?». А у миссис Би для них отведен целый шкаф.

– Конечно, мальчик погиб, – произносит хозяйка, интонацией давая понять, что это само собой разумеется.

Дженис поднимает глаза:

– Так я и думала.

– Да, каждая история заканчивается смертью. А история этого малыша, увы, оказалась совсем короткой.

– Как же Бекки это пережила?

Миссис Би снова откидывается на спинку кресла и прижимает грелку к животу:

– Полагаю, главный вопрос в том, как это пережили его родители – отец, мать… Потерять ребенка страшно, а такого ребенка, как младший брат Бекки, – тем более. Их страдания невозможно вообразить. Вы согласны, Дженис?

Та оборачивается, удивляясь, что старуха хочет знать ее мнение. Вдруг Дженис замечает, как внимательно миссис Би вглядывается в ее лицо, проверяя, задевают ли ее за живое слова о потере ребенка. Вот хитрая старая кошелка! Дженис отворачивается. Никаких секретов миссис Би из нее не вытянула. Зато теперь Дженис предупреждена, а значит, вооружена.

– Да, согласна, – коротко отвечает она.

Миссис Би хмыкает, затем продолжает:

– Родители Бекки были необразованными парижскими бедняками, но это не мешало им любить сына всем сердцем. Тяготы, смерти и лишения, о которых эти двое знали не понаслышке, не притупили их чувства. Мальчик был дорог им, потому что на короткий момент он озарил жизнь родителей особым светом. Они ненадолго увидели сияние и чистоту, а вся унылая беспросветность погрузилась в тень. Без любимого сына у них остался только суровый, беспощадный свет реальности, и их жизнь предстала в самом неприглядном виде. И куда ни посмотри, перед глазами вечно маячила Бекки. Живая и здоровая.

– И как же они поступили?

– Когда видеть дочь стало совсем уж невмоготу, они отправили ее к монахиням. Дженис, вы хоть раз общались с католическими сестрами?

На этот раз Дженис отвечает, не оборачиваясь.

– Доводилось, – коротко бросает одна.

– Тогда вам известно, что столько лицемерных, исполненных ханжества, злобных старых мегер больше нигде не сыщешь.

Не сдержавшись, Дженис все-таки оборачивается. Благодарность сестре Бернадетте заставляет ее возразить:

– Не все они такие.

Миссис Би задумчиво глядит на нее:

– Вы совершенно правы, да и в любом случае прибегать к обобщениям – признак интеллектуальной небрежности. Но в интересах художественности допустим, что монашки, которым поручили заботы о Бекки, все до единой были старыми мегерами. – Миссис Би издает смешок. – Годы спустя Бекки проходила мимо здания, где располагался монастырь, куда ее отослали. На его месте открыли автосалон. С чувством глубокого удовлетворения Бекки переступила порог и взяла на тест-драйв самый большой и дорогой красный автомобиль.

– Сколько лет она провела в монастыре?

– Много. И все это время монахини, как могли, старались превратить ее жизнь в кошмар. При каждом удобном случае они напоминали девочке, что гибель брата на ее совести. И как ее только земля носит? Она отвратительнейшее существо, ее вину невозможно искупить. Ей одна дорога – в геенну огненную. Но, справедливости ради, в ответ Бекки делала все, что в ее силах, чтобы превратить в кошмар жизнь монахинь. Ведь нельзя забывать, что наша героиня – Бекки. А когда девочке исполнилось пятнадцать, ее выгнали на все четыре стороны. Как вы понимаете, никто всерьез не предлагал Бекки остаться и принять постриг. Будь у тех монахинь чувство юмора, они бы от одной этой мысли со смеху лопнули. Но, как бы там ни было, Бекки выкинули на улицу и захлопнули за ней тяжелую деревянную дверь. А потом монашки пошли в часовню, рухнули на колени и вознесли благодарственную молитву. Хочется верить, что именно на этом месте много лет спустя будет стоять красный автомобиль во всем его вульгарном великолепии. А впрочем, что-то я расфантазировалась. Но в одном я уверена: когда они стояли, склонив голову в молитве, с другой стороны двери до них донесся смех Бекки.

– Куда же она пошла?

– Устроилась прислугой к аристократическому семейству в богатый дом. Ну а теперь перед нами предстанет чудесный образчик того, с какой легкостью Бекки сочиняла истории. Мне любопытно, в которые из своих выдумок она в конце концов поверила сама? Правда ли, что она стала практически членом семьи и заслужила всеобщую любовь, особенно младшего сына? В рассказах Бекки частенько фигурирует по уши влюбленный в нее младший сын. Или она так и осталась рядовой горничной, выносившей за хозяевами зловонные горшки? В любом случае этот этап ее жизни долго не продлился, и вскоре наша теперь уже шестнадцатилетняя Бекки постучалась в дверь отчего дома.

– Ее родители жили на том же месте?

– Да. Услышав стук, ее мать спустилась, открыла…

– И?..