Хранительница тайн

Маленькая Лорел не замечала проплешин и пятен на подкладке, однако прекрасно ощущала атмосферу роскоши, исходившую от этой вещи. Следующие несколько часов она отлично провела время, угрожая натравить на сестер волков, если они не станут ее слушаться, и пугая их дьявольским смехом. И когда мать позвала дочерей ужинать, Лорел не захотела снимать шубку и спустилась на кухню прямо в ней.

При виде старшей дочери Дороти изменилась в лице. Она явно не обрадовалась, но и браниться не стала. Уж лучше бы бранилась! Вместо этого Дороти смертельно побледнела и дрожащим голосом попросила Лорел переодеться. Немедленно. И поскольку Лорел заупрямилась, мать подошла к ней и сама сдернула шубку с ее плеч, приговаривая, что на улице жара, полы слишком длинные, недолго в них запутаться, упасть с лестницы и убиться насмерть. На лице Дороти застыло странное выражение: смесь страдания и страха. На мгновение Лорел показалось, что сейчас мать расплачется. Впрочем, тревога была напрасной: приказав дочери сесть за стол, Дороти сама отнесла шубку на чердак.

Больше Лорел ее не видела. Спустя несколько месяцев она решила попросить шубку для школьной постановки, но Дороти ответила, пряча глаза:

– Этот старый хлам? Я давно его выбросила. Нечего на чердаке мышей разводить.

На самом деле мать несколько десятилетий хранила шубку под замком. Лорел задумчиво пошарила в кармане. В атласной подкладке зияла дыра. В ней Лорел нащупала что-то твердое. Какая-то картонка. Лорел вытащила находку.

Маленький прямоугольный кусок картона со стертыми буквами. Лорел поднесла картонку к свету. Железнодорожный билет! В один конец, от Лондона до станции, ближайшей к пансиону бабушки Николсон. На билете еще видна была дата: двадцать третье мая тысяча девятьсот сорок первого года.

20

Лондон, февраль 1941 года

Джимми бодро шагал по улицам Лондона. Несколько недель назад они с Долли расстались. Он приходил на Кемпден-гроув, но Долли отказывалась разговаривать и не отвечала на письма. А сейчас ответила. Джимми положил ее письмо в карман, где в тот ужасный вечер лежало кольцо, наивно надеясь приманить удачу. Письмо пришло в редакцию в начале недели: всего несколько строк, Долли умоляла его о встрече на скамейке у памятника Питеру Пэну в Кенсингтонском парке, есть разговор, Джимми будет доволен.

Выходит, Долли передумала. Иначе как объяснить ее слова? Джимми очень переживал отказ Долли, однако не мог перестать надеяться. Он будет доволен, только если Долли примет его предложение. Видит бог, в последнее время жизнь не слишком его баловала.

Десять дней назад дом Джимми разбомбили. На какое-то время авианалеты прекратились, и зловещее затишье сводило людей с ума. А восемнадцатого января случайная бомба упала прямо на крышу над квартирой, где жили Джимми с отцом. Он возвращался с ночной смены, завернул за угол – и перед ним предстали дымящиеся руины. Не помня себя, Джимми бросился вперед. Он словно чужой слышал свой голос, ощущал свое тело, которое продолжало двигаться, дышать и перегонять кровь по сосудам. Джимми бродил по развалинам, звал отца, проклинал себя, что не нашел местечка спокойнее, что в самый нужный миг его не оказалось рядом. Раскопав среди обломков искореженную клетку Финчи, Джимми страшно закричал, не узнавая собственного голоса. Он словно вдруг попал в один из своих снимков, вот только разрушенный дом был его домом, уничтоженные пожитки его пожитками, а среди погибших был его собственный отец. И какие бы похвалы ни расточал издатель его фотографиям, Джимми только сейчас по-настоящему осознал тот ужас, который испытывает человек, внезапно лишившись всего.

С другой стороны улицы ему отчаянно махала соседка. Джимми подошел к ней, протянул руки, и женщина разрыдалась в его объятиях. Джимми тоже плакал, горячие слезы беспомощности, гнева и боли катились по щекам.

– Вы уже видели отца? – спросила соседка, подняв голову.

– Я не могу его найти, – ответил Джимми.

– Он ушел с людьми из Красного Креста. Милая сестричка предложила ему чашку чая, а вы ведь знаете, как он любит…

Джимми не дослушал. Он кинулся к церкви, вбежал внутрь и сразу увидел отца. Тот сидел за столом, рядом стояла чашка чая, на плече нахохлился Финчи. Миссис Хэмблин вовремя отвела старика в бомбоубежище. Ни разу в жизни Джимми не испытывал ни к кому такой горячей благодарности. Он с радостью отдал бы милой соседке все богатства мира, только отдавать теперь было нечего. У Джимми осталась лишь одежда, которая была на нем, и, слава богу, верный фотоаппарат. Что бы он делал без фотоаппарата?

Стоп, нельзя думать об отце. Эти мысли делали его уязвимым, а сегодня он должен быть сильным. Вести себя со сдержанным достоинством, даже с холодком. Долли решит, что он много о себе возомнил, однако Джимми хотелось, чтобы, увидев его, она поняла, что совершила ошибку.