Хранительница врат

Я все еще не решаюсь выдать тайну, которую доверила мне на смертном одре тетя Абигайль. С другой стороны, выбора нет: если нельзя довериться Димитрию, то у меня вообще никого не осталось. Я глубоко вздыхаю.

— Перед смертью тетя Абигайль велела мне запомнить слово, которое приведет нас к страницам, если мы заблудимся и потеряемся. Но что нам проку сейчас от этого слова? Мы остались без проводника, да и вообще, очень может быть, это слово всего лишь бред умирающей.

Он заглядывает мне в глаза.

— Лия, что это за слово?

— Шартр, — послушно отвечаю я, хотя и сейчас оно говорит мне не больше, чем в прошлый раз, когда я впервые услышала его из уст тети Абигайль.

Помню я и то, что добавила она потом: «…у ног Хранительницы. Не дева, но Сестра». Этими словами я с Димитрием не делюсь. Во всяком случае, пока. Они предназначались для меня одной. В конце концов, очень может быть, я стану следующей Владычицей Алтуса. Вполне уместно, что тайны тети Абигайль перешли ко мне.

Глаза Димитрия устремлены куда-то вдаль. Поднявшись, он отходит от меня.

— Димитрий! — окликаю я его, вскакивая. — Что случилось?

Он оборачивается не сразу, но что-то в выражении его лица дает мне основания для надежды.

— Это слово… Шартр…

— Что?

Он качает головой.

— Старшие в Алтусе рассказывают детям сказки и предания: так у нас передается история — из уст в уста. Культура Сестер и ордена Григори не верит в то, что историю можно записать. Наши предания изустно переходят из поколения в поколение.

Я киваю, стараясь не терять терпения, хотя мне отчаянно хочется, чтобы он наконец перешел к существенному.

— Шартр — это какая-то церковь… Нет! Не так. Это город, в котором есть собор. Чем-то важный для ордена Сестер. — Он подходит ко мне, глаза его пылают огнем. И я понимаю — он вспомнил. — Там… Там есть какая-то пещера. Что-то вроде грота, под землей.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к нам.

Он качает головой.

— Не знаю. Говорят, там есть священный источник — в древности его почитал наш народ. По преданию, под зданием проходит какой-то поток… энергии…

Ага!

— Димитрий?

— Да?

— А где находится этот самый Шартр? — Я должна задать этот вопрос, хотя, кажется, уже знаю ответ.

Взгляды наши встречаются, мы знаем ответ:

— Во Франции.

Я пытаюсь собрать воедино все, что нам известно, и придумать, как воспользоваться этими сведениями, хотя крохотная надежда кажется совсем шаткой.

— Каждый уголок Франции на коне не объедешь, во всяком случае, без проводника. Если страницы и в самом деле спрятаны в Шартре — чему у нас пока нет доказательств, — то, может статься, нас отделяет от города много дней пути.

Димитрий мотает головой.

— Вряд ли. Где бы ни были спрятаны страницы, едва ли до них больше суток пути. Припасы, что нам дал Гарет, уже на исходе — это заставляет меня думать, что наше путешествие задумывалось не слишком долгим. Вдобавок, мы можем положиться на то, что Гарет вел нас в нужную сторону. Если вернуться в те места, которые мы прошли вместе с ним или вскоре после расставания, то наверняка окажемся близко к намеченному маршруту.

Во всем, что он говорит, есть какой-то загадочный, но совершенный смысл. Иного способа действия придумать я не могу, и на губах моих впервые за много часов расцветает улыбка.

— Ну что ж. Чего мы ждем?

31

Мы едем назад через лес. До чего же я благодарна судьбе, что у Димитрия так развито чувство направления! Похоже, он абсолютно уверен в дороге, тогда как я напрочь сбилась с пути сразу после того, как мы уехали с прогалинки, с которой бежал Эмрис. Солнце стоит у нас над головами, а мы никак не выберемся из леса, и через некоторое время решаем остановиться и напоить коней.

Спешившись, Димитрий привязывает жеребца к дереву на берегу. Склонив голову, благородное животное жадно пьет, а Димитрий направляется куда-то в лес — должно быть, понадобилось отлучиться ненадолго. Я подвожу Сарджента к вьющемуся по лесу ручейку, и пока конь пьет, наполняю флягу свежей водой.

Тогда-то, склонившись над хрустальным потоком, я и вижу их.

Сперва это самая обычная вода, в которой отражается лес и просвет неба — но потом изображение исчезает и на глади воды проступает совсем иная картина.

Я завороженно вглядываюсь в нее. Вскоре по приезде в Лондон я обнаружила у себя способность гадать по магической чаше. Обычно это давалось мне с трудом, приходилось долго призывать видения, однако на сей раз изображение проступает ясно и четко, без малейших усилий с моей стороны. Через миг я различаю, что в воде отражена не одна фигура, а много: всадники, все на белоснежных скакунах, мчащиеся через лес — стука копыт не слышно, но по видению в воде четко представляется шум.

Я напряженно вглядываюсь в реку, а всадники тем временем приближаются, прокладывают себе дорогу через лес. Внезапно я понимаю, кто это, хотя в нашем мире они выглядят совсем иначе. На Равнине бойцы призрачного воинства бородаты и длинноволосы, но, попав в наш мир, они обретают иные тела. Человеческие тела.