Храпешко

Так сказал переводчик господину Жоржу передав ему слова одного столетнего жителя, старейшего из собравшейся группы людей, после того, как тот же переводчик, переводя слова Жоржа, спросил собравшихся, есть ли в их запустелом крае какой-нибудь человек, какой угодно, который чем-нибудь выделяется, и которым они могут гордиться.

— Интересно, — сказал им переводчик, выслушав бормотание Жоржа, еле слышное на фоне его мощного голоса, и продолжал: — А можно как-нибудь увидеть этого человека?

Люди переглянулись между собой и после этого послали какого-то мальца позвать человека, обладателя этих замечательных способностей, который жил не в деревне и не в городе, а в грязном пригороде у реки Вардар.

Зевакам делать все равно было нечего, и они принялись ждать.

А что еще делать в таком захолустье?

2

Храпешко пришел, даже не побрившись.

Издалека он походил на разбойника.

С близкого расстояния — на юношу.

С еще более близкого его голова казалась непропорционально маленькой по сравнению с широкой и мощной грудью. Она была у него шишковатой, громадной, расширявшейся к плечам, как рыцарский щит. Ноги у него были короткие, а руки доходили до пояса. Он был туго перетянут кожаным ремнем с футлярами, из которых торчали самые разные садовые и виноградарские инструменты: ножи, пилки, ножницы.

Храпешко остановился перед Жоржем и его переводчиком, не говоря ни слова, только взглядом спрашивая, зачем его позвали и, главное, кто они, те, кто его позвал.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга.

Жорж и его переводчик выглядели как какие-нибудь начальники. Только гораздо более по-европейски. Были слегка помяты после поездки. И были ни бородатые, ни безбородые, что-то среднее.

— Уважаемые жители пригорода, — сказал переводчик Жоржа, — господин, которого вы видите перед собой, это сам великий Жорж де Бургунь, известный и признанный знаток неведомых пределов мрачной Европы; исследователь цивилизаций и культур; любитель приключений и хороших вин; атташе по культуре знаменитого французского принца, Его Высочества Абервилля де Гренобля. Об атом свидетельствуют и его документы, дающие ему неограниченное право передвижения в этих местах.

У собравшихся людей и лично у Храпешко по лбу потекли струйки пота, хотя была зима.

— Что касается меня, я всего лишь переводчик, моя роль настолько ничтожна и мала, что не стоит даже упоминать мое имя. Так что представляться я не буду.

А теперь.

— Ты действительно тот человек, — спросил переводчик Жоржа от имени того, кто все время что-то бормотал наполовину по-французски, наполовину по-немецки, но очень тихо, чтобы не мешать переводчику, — о ком эти люди, собравшиеся здесь, слагают мифы и легенды?

Храпешко плюнул на землю, не наклоняя головы и не отводя взгляда от Жоржа, который в то же время не сводил глаз с Храпешко, и стал медленно приближаться, пока не оказался с ним лицом к лицу, и оба не почувствовали дыхание друг друга. Зловонное и у того, и у другого.

— Ну, ты чего, парень… — сказал переводчик от имени Жоржа, который тем временем вытащил из кармана веревку и начал измерять ею человека, стоявшего перед ним: «Такой груди я не видел, это правда, но об искусстве, о котором в твое отсутствие свидетельствовали эти добрые люди, судить наперед я не могу. Но я дам тебе лиру, если здесь и сейчас перед всеми нами ты подтвердишь их, сказки и легенды».

Храпешко взял монету, попробовал на зуб и сунул за пазуху.

Он опустил руки вниз, к широкому и толстому кожаному ремню, которым он был туго перетянут; к нему были привязаны чехлы и футляры, из которых выглядывали разнообразные ножницы: широкие с тонким лезвием, длинные с коротким лезвием и покороче с лезвиями средней ширины. Люди, сгрудившиеся вокруг трех мужчин, затаили дыхание. Торжественное ожидание. Издалека слышались только шелест осин на ветру и рокот реки Вардар. Никто не дышал, ни, тем более, не говорил. Тишину нарушали только чьи-то дети, хихикавшие позади, наперед знавшие, что может случиться.

И вдруг.

Храпешко с молниеносной скоростью выхватил правой рукой самые длинные ножницы, висевшие на боку, и с невероятной точностью несколько раз покрутил ими вокруг своего толстого и будто стального правого указательного пальца. Когда они замедлили свое вращение, Жоржу не осталось ничего другого, как констатировать, что шнурок, на котором висела его романтически-просветительская пелерина, перерезан, что накидка скользит у него по спине и медленно, как снежинка, падает позади него на землю.

Затем Храпешко опять так же искусно повертел ножницами вокруг своего стального указательного пальца и засунул ножницы в чехол.

Все это длилось несколько секунд.

Никто не сумел увидеть, как он это сделал.

Раздался смех и бурные аплодисменты.

— Браво и еще раз браво! — закричал переводчик от имени народа, а Жорж набросился на него, говоря, что есть некоторые слова, которые не нужно переводить, как, например, слово браво. Улыбка и радость на лице переводчика окаменели.

— Это не переводи, — сказал переводчику Жорж и воскликнул по-французски: «Вандал!»

А потом.