Хребты безумия

Вперед, вперед, с головокружительной скоростью к неумолимой судьбе, сквозь мрак, где шарят вслепую чьи-то лапы, касаются тела скользкие рыла, раздаются отвратительные звуки. Однако, как бы то ни было, образ мелькнул – и запечатлелся, и Рэндольф Картер теперь знал наверняка, что всего лишь спит и что город его детства лежит где-то на рубежах мира яви. Снова пришли слова: «…тебе нужно лишь обернуться в прошлое…». Обернуться. Обернуться! Вокруг темнота, но он, Рэндольф Картер, увидит то, что ждет!

Несмотря на накатившую вдруг слабость, Картер сумел обернуться. Он обнаружил, что может двигаться, может, если захочет, спрыгнуть со спины шантака, уносившего его в бездну по приказу ползучего хаоса Ньярлатотепа. Да, он может спрыгнуть в пучину ночи под ногами, в пучину, которой страшится гораздо меньше, нежели участи, уготованной ему в сердце хаоса.

Обреченный сновидец сорвался с исполинского гиппоцефала, скатился в кромешную тьму бездны. Мимо пролетали эпохи, умирали и рождались заново вселенные, звезды превращались в туманности и вновь становились звездами, а Рэндольф Картер все падал и падал.

И тут, на необъятной протяженности вечности, космос завершил один цикл и перешел в другой, и все стало таким, каким было несчетные тысячелетия назад. Материя и свет возродились в том виде, какой был изначально присущ им в пространстве; кометы, солнца и миры воспряли к жизни. Правда, Ничто уцелело – чтобы напомнить о порядке вещей: все, что появляется, должно рано или поздно исчезнуть. Так заведено от века.

Сызнова возникла небесная твердь, подул ветер, и в глаза сновидцу ударил багряный свет. Возвратились боги и прочие живые существа, добро и зло, послышался истошный вопль ночи, которую лишили жертвы. Но образ, сохранившийся в памяти сновидца с детских лет, пережил вселенскую катастрофу, только благодаря ему удалось воссоздать мир яви. Фиолетовый газ С’нгак указал Картеру путь, а из бездны подал голос седой Ноденс.

Звездные сумерки перетекли в рассветы, а те расцвели всплесками золота, кармина и багрянца. Падение же Картера все продолжалось. Лучи света разогнали тварей тьмы, эфир огласили веселые крики, седой Ноденс торжествующе захохотал, когда Ньярлатотеп, уже настигавший сновидца, отпрянул, ибо яркое сияние испепелило его гнусных приспешников. Рэндольф Картер опустился на широкую мраморную лестницу, что вела в чудесный город, и очутился в Новой Англии, на просторах которой провел годы детства.

Загремели раскаты незримого органа, приветствуя наступление рассвета, первые лучи коснулись огромного купола Стэйт-Хайз на холме, и Рэндольф Картер, вскрикнув, проснулся в собственном доме на одной из бостонских улиц. За окном пели птицы, в комнату проникал аромат кустарников и вьюнков, посаженных еще дедом Картера. В спальне было светло и уютно, у очага лежал черный кот; он потянулся, разбуженный криком хозяина, а далеко-далеко, за Вратами Глубокого Сна, зачарованным лесом, плодородной долиной Ская, Серанианским морем и сумрачными пределами Инкванока, расхаживал по ониксовому замку на вершине неведомого Кадата ползучий хаос Ньярлатотеп. Раздраженный неудачей с Картером, он издевался над божествами Земли, которым так и не дал сполна насладиться чудесным городом в багрянце заката.

1943

Говард Филлипс Лавкрафт, Август Дерлет Наследство Пибоди Перевод Валерии Бернацкой

Так случилось, что я никогда не видел своего прадеда Асафа Пибоди. Мне было пять лет, когда он скончался в старинной родовой усадьбе, расположенной к северо-востоку от Уилбрема, городка в штате Массачусетс. Помнится, во время его болезни родители возили меня туда, но даже взглянуть на старика мне не удалось: взрослые поднялись к нему в спальню одни, оставив меня на попечение няни. Прадед слыл богачом, но, как известно, каждый новый наследник беднее предыдущего: даже камень не вечен, что уж говорить о деньгах – время тем более их не щадит. Наследство подтачивают налоги, а после смерти прадеда оно к тому же часто переходило из рук в руки. Сначала умер дед. Потом скончалось двое моих дядюшек: один погиб на Западном фронте, другой потонул на «Лузитании». Третий дядя умер задолго до своих двух братьев, и поэтому усадьба отошла к моему отцу.