Хребты Безумия

Картина напоминала циклопический город мало что невиданной — невообразимой архитектуры, где обширные скопления черных как ночь каменных построек являли чудовищное надругательство над законами геометрии, гротескные крайности мрачной фантазии. На усеченных конусах, то ступенчатых, то желобчатых, громоздились высокие цилиндрические столбы, иные из которых имели луковичный контур и многие венчались зазубренными дисками; множество плит — где прямоугольных, где круглых, где пятиконечных звездчатых — складывались, большая поверх меньшей, в странные, расширявшиеся снизу вверх конструкции. Составные конусы и пирамиды стояли сами по себе или на цилиндрах, кубах, низких усеченных конусах и пирамидах; игольчатые шпили встречались странными пучками по пять штук. И все эти бредовые конструкции соединяла воедино сеть трубчатых мостов, тянувшихся то здесь, то там на головокружительной высоте. Масштаб всего целого казался запредельным, и уже одним этим оно страшило и угнетало. Общий вид миража был не лишен сходства с самыми причудливыми из зарисовок, которые китобой Скорсби сделал в 1820 году в Арктике, однако небо перед нами заслоняли темные неведомые пики, мысли занимал недавно открытый, чуждый известным природным законам мир древности, судьба большей части членов экспедиции находилась под вопросом — в общем, время и место располагали к тому, чтобы усмотреть в небесной картине некую затаившуюся угрозу, самые черные предзнаменования.

Я был рад, когда мираж начал разрушаться, хотя искаженные промежуточные формы кошмарных башенок и конусов иной раз превосходили уродливостью первоначальные. Когда иллюзия рассеялась в опалесцирующей белизне, мы снова обратили взгляды к земле и убедились, что конец путешествия близок. Неизвестные горы впереди тянулись в головокружительную высоту, как грозный бастион замка исполинов; удивительные наросты на них были видны очень отчетливо даже без бинокля. Под нами завиднелись уже предгорья, и, найдя между снегов, льдов и голого камня два темных пятна, мы поняли, что это лагерь Лейка и след бурения. Более высокое предгорье находилось милях в пяти-шести, оно вздымалось отдельным хребтом на фоне «гималайских» пиков. Наконец Роупс (студент, сменивший Мактая за штурвалом) начал снижаться, направляясь к левому темному пятну, размеры которого позволяли предположить, что это лагерь. Тем временем Мактай отправил радиограмму — она стала последней, которая вещала миру не подвергшуюся цензуре истину.

Каждому, разумеется, знакомы сжатые и неубедительные бюллетени, рассказывавшие о заключительной фазе нашей экспедиции в Антарктику. Через несколько часов после приземления был послан сдержанный отчет о произошедшей трагедии: с трудом находя слова, мы объявили о том, что то ли накануне днем, то ли предшествующей ночью вся группа Лейка пала жертвой урагана. Одиннадцать человек были найдены мертвыми, юный Гедни пропал без вести. Поскольку мы были потрясены, публика простила нам отсутствие подробностей, поверив заодно и утверждению, будто ветер так изувечил все тела, что доставить их обратно не представляется возможным. К чести своей могу сказать, что, убитые горем, растерявшиеся, безумно напуганные, мы не сказали все же ни единого слова неправды. Дело не в том, что было сказано, а в том, чего мы сказать не осмелились — о чем я молчал бы и сегодня, если бы не обязанность поведать другим ученым, какими ужасами грозит им Антарктида.

Верно, ветер перевернул вверх дном весь лагерь. Можно ли было выжить в ураган, даже если бы не случилось ничего другого, остается только гадать. Подобного ветра, с бешеной яростью стремящего ледяное крошево, мы себе даже не представляли. Одно из самолетных укрытий — видимо, недостаточно укрепленных — было разнесено буквально в пыль; от буровой вышки, расположенной в стороне, остались одни обломки. Подвергшийся действию ледяного вихря металл самолетов и бурового оборудования сиял, как отполированный; две небольшие палатки, несмотря на снежное ограждение, были повалены. Деревянные поверхности были выщерблены, краска с них ободрана, от протоптанных в снегу дорожек не осталось и следа. Верно и то, что из древних биологических объектов целым не сохранился ни один. Мы выбрали из большой беспорядочной кучи несколько образчиков минералов, в их числе и зеленоватые стеатиты скругленной пятиугольной формы со странными отпечатками из сгруппированных точек, которые вызвали у нас немало недоуменных вопросов, и также окаменевшие кости, среди них — наиболее типичные из тех самых, со странными повреждениями.