Хребты Безумия

Вся эта путаница зданий пострадала от времени и непогоды; ледовая поверхность, из которой торчали башни, была усеяна выпавшими камнями и прочими обломками. В местах, где лед был прозрачный, виднелись нижние части гигантских построек, и мы заметили сохранившиеся под его покровом каменные мосты, которые связывали на разной высоте соседние башни. На стенах, не укрытых льдом, виднелись сколы — здесь тоже располагались в свое время мосты. Присмотревшись, мы обнаружили бесчисленные, довольно большие окна; немногие были прикрыты ставнями — первоначально деревянными, но окаменевшими, — а другие угрожающе и мрачно зияли пустотой. Крыши по большей части отсутствовали, неровные верхние края стен были сглажены ветром. Но иные постройки, конические, либо пирамидальные, либо защищенные соседним высоким зданием сохранили свои изначальные контуры, хотя и пострадали от стихий. Через бинокль были видны даже ленты рельефов, украшавшие стены, на которых часто повторялся рисунок из точек, тот же, что на стеатитах из лагеря, — теперь он приобрел в наших глазах неизмеримо большее значение.

Местами здания были до основания разрушены и лед разломан, что было вызвано, скорее всего, разными геологическими причинами. В других местах не оставалось ничего от надледной части стен. Слева, примерно в миле от перевала, над которым мы летели, тянулась широкая полоса, где зданий не было, — начиналась она на плато и заканчивалась у расселины среди холмов. Мы предположили, что миллионы лет назад, в кайнозойскую эру, город пересекала большая река, которая затем низвергалась под землю — в бездну, таившуюся под скальным барьером. Несомненно, эта область изобиловала пещерами, пропастями и недоступными людям подземными тайнами.

Вспоминая, что мы испытали, как оцепенели при виде чудовищного наследия далекой эры, предшествующей появлению человека, я удивляюсь тому, что мы хоть в малой мере сохранили присутствие духа. Безусловно, мы понимали: что-то катастрофически разладилось то ли в хронологии, то ли в научной теории, то ли в нашем собственном сознании. Однако нам хватило самообладания, чтобы пилотировать самолет, многое подмечать и аккуратно фотографировать, что еще должно сослужить нам и всему миру хорошую службу. В моем случае помогла укоренившаяся привычка к научному наблюдению — как бы я ни был растерян и испуган, мною руководила прежде всего любознательность, желание проникнуть в древние тайны, узнать, что за существа строили этот необозримый город и жили в нем и как этот уникальный конгломерат — в эпоху своего расцвета или в другие времена — взаимодействовал с остальным миром.

Ибо это был не просто город. Именно в этом центре разворачивалась древняя, непостижимая глава земной истории; ее внешние отголоски, оставившие по себе смутную память в темных, запутанных мифах, заглохли в хаосе земных конвульсий задолго до того, как человечество вышло косолапой походкой из своего обезьяньего прошлого. Перед нами лежал мегаполис столь древний, что в сравнении с ним легендарные Атлантида, Лемурия, Коммориом, Узулдарум или Олатоэ в стране Ломар существовали даже не вчера, а сегодня; мегаполис, имя которого надо поставить в один ряд с такими кощунственными доисторическими именами, как Валюзия, Р'льех, Иб в земле Мнар и Безымянный город в Аравийской пустыне. Пока мы летели над скоплениями колоссальных башен, я не обуздывал свое воображение, позволяя ему блуждать в сфере фантастических ассоциаций — и даже связывать этот затерянный мир с самыми бредовыми догадками относительно ужасов, которые мы застали в лагере.

Чтобы облегчить самолет, мы залили неполные баки, поэтому на дальнюю разведку рассчитывать не приходилось. Тем не менее, снизившись до высоты, на которой практически отсутствовал ветер, мы сумели покрыть изрядное расстояние. Горному хребту не просматривалось конца, жуткому каменному городу, протянувшемуся вдоль предгорий, — тоже. Мы летали в ту и другую сторону, покрывая по пятьдесят миль, но всюду видели неизменный лабиринт скал и каменной кладки, подобный трупу, целиком, за исключением скрюченных рук, вмерзшему в лед. Обнаружились, однако, и весьма захватывающие особенности, такие как резные изображения в каньоне, где некогда большая река пересекала предгорье и исчезала под стеной гор. Утесы, обрамлявшие ее выход на простор предгорий, были превращены неведомыми дерзновенными ваятелями в резные циклопические пилоны с остроконечными и бочонкообразными фигурами, при виде которых в нас с Данфортом зашевелились смутные тошнотворные воспоминания.