Хребты Саянские. Книга 3: Пробитое пулями знамя

И, слегка кося глазом на шпика — тот опять мигнул мясистым веком, — полковник стал ждать ответа. Лебедев, храня на лице полную безмятежность, размышлял. Слова Козинцова его озадачили. Как это понимать? Шпик выслеживал Буткина и прозевал? А Лебедев попался вместо него. Вот уж горькая ирония судьбы: подменить собою этого человека! Неужели здесь, в жандармском управлении, нет карточки на Буткина — ведь тот дважды уже арестовывался — и Козинцов в самом деле уверен, что перед ним сидит Буткин? Но если действительно завязалась такая путаница, пожалуй, хуже не будет — согласиться с Козинцовым. Этим будет отвлечено внимание жандармов от поисков настоящего Буткина. И хотя Лебедев его не любит, страшно не любит, но Буткин агент Союзного комитета партии — и можно ли не помочь ему исчезнуть? Проигрыш возможен только в том случае, если Козинцов затеял какую-то игру, которую Лебедев пока не может разгадать…

— Я уже сказал, что моя фамилия Плотников, и никакого Буткина я не знаю, — выдерживая самый равнодушный тон, проговорил Лебедев.

— Не смею продолжать наш спор.

Козинцов указательным и средним пальцами изобразил шагающего по столу человечка, так добрался до папки, завязанной тесемками, пододвинул к себе, не торопясь развязал и достал из нее фотографическую карточку.

— Тогда — не знаете ли вы этого человека? — и Козинцов быстро повернул к нему фотографический снимок, сделанный с Буткина.

На этот раз Лебедев не смог полностью овладеть собой, так стремителен и неожидан был вопрос полковника. И хотя он ответил по-прежнему спокойным и ровным голосом, веки у него дрогнули и щеки слегка покраснели.

— Нет, я никогда его не видел.

— Вы не можете назвать его имя?

— Нет, я его не знаю.

Козинцов опять пальцами изобразил шагающего человечка.

— А если я вам сделаю с ним очную ставку? Я надеюсь, что тогда или вы назовете его фамилию, или он назовет вашу.

Шпик, все время неподвижно и молча сидевший у стены, не удержался, радостно всхлипнул и потер свои огромные ладони. Это помогло Лебедеву. Полковник бросил на шпика быстрый осуждающий взгляд и не заметил, как снова непроизвольно дрогнули у Лебедева веки: «Вот как. Значит, Буткин тоже попался. Выдержит ли тот?»

Лебедев устало поднялся.

— Господин полковник, я больше не произнесу ни одного слова, пока меня не перевяжут, — твердо проговорил он.

— О боже мой! Конечно. Простите, бога ради! — воскликнул Козинцов. — Мы очную ставку можем сделать и завтра, и даже с участием этой бабы, как ее, Фаины Егоровны. Я сейчас же распоряжусь прислать фельдшера, но вам, извините, пока, как задержанному и отказавшемуся назвать свою фамилию, до установления таковой придется вернуться в прежнюю камеру.

Козинцов позвонил в колокольчик. Явился дежурный офицер.

— Сопроводить арестованного на прежнее место.

Лебедев повернулся и пошел к двери, у которой с примкнутым штыком стоял часовой. Козинцов вышел из-за стола и догнал Лебедева.

— Ничего не поделаешь — служба, — сказал он, словно бы оправдываясь.

— Грязная служба…

Но Козинцова это ничуть не смутило.

— А не правда ли, ловко работают мои люди, господин потрясатель основ государственной власти? Сколько вам удалось погулять у нас на свободе?

К Лебедеву тотчас же приблизился прежний замызганный жандарм.

— Руки за спину! Идите уперод, — скучно сказал он, вытаскивая из кобуры револьвер.

Едва дверь закрылась за Лебедевым, Козинцов гневно набросился на шпика:

— Буткина прозевал… На черта тебе нужно было хватать этого? Не для того же он приехал сюда, чтобы ночь у старухи провести. Видишь — новый, надо было проследить, куда пойдет.

Шпик вскочил, растерянно моргая глазами.

— Иван Александрович! Но я ведь вам докладывал: потерял его вовсе, бродил, бродил по саду, стал в другую дырку вылезать — и он тут. Ну, меня и подняло…

— «Подняло»! Вот я тебя за это «подниму» хорошенько… Следи теперь снова за домом этой бабы. Да в сто глаз, не так, как было! И снова Буткина мне найди.

— Виноват. Но ведь если взять бабу на очную ставку…

Козинцов посмотрел на шпика изумленно. Тихо вздохнул и, мешая в голосе ласку со злостью, прошипел:

— Осел! Да никакой очной ставки с нею и быть не может. Какой же дурак станет делать это? Мы и так выясним, что это за фрукт. Ступай. Да в другой раз не будь таким прытким.

Лебедев медленно шел, ощупывая взглядом каждый вновь открывающийся поворот — не сулит ли он какой возможности к побегу. Но всюду холодно блестели штыки и, едва он поворачивал голову в сторону, сзади раздавался тягучий возглас жандарма:

— Смотреть уперод! Идите прамо.