Хребты Саянские. Книга 3: Пробитое пулями знамя

Филипп Петрович под нос себе мурлыкал песенку:

— Скажи, скажи, мудреная,
В кого была влюбленная?

— Любила друга первого,

Теперь люблю последнего…

Он намотал дратву на кулаки, стал затягивать — дратва лопнула.

— Эх, пеньки золоченые! — вскрикнул Филипп Петрович. — Савва, пускай нитки на четыре потолще. Да варом получше протирай.

— Ладно, — отозвался Савва. — Веруська, где нитки?

Вера всплеснула руками:

— Да что это сегодня с тобой? Вон же они, на полу. Ногами их топчешь.

Агафья Стецановна оторвалась от своей штопки.

— Доченька, сходи в сени, наруби капусты к ужину и поставь на шесток, пусть растает.

Примотав напоследок конец подготовленной дратвы к пуговице пиджака Саввы, Вера пошла выполнять поручение матери. Взяла большую эмалированную миску, вооружилась сечкой, накинула на плечи теплый платок и распахнула дверь в сени. Ворвалось тугое облако морозного пара, и вместе с ним влетели в дом сухие снежинки.

— Вот разыгралась пурга, не дай господи, — озабоченно сказала Агафья Степановна. — Вовсе забьет сени снегом. Саввушка, ты видел, ветром вчера на сенях крышу как задрало?

— Проглядел, Агафья Степановна. Что же вы сразу мне не сказали?

— Филиппу я говорила.

Филипп Петрович поежился.

— Это точно, Агаша, что говорила. Так ведь, черт его бей, мороз такой. А пурга метет. Лазать-то по крыше…

— Ну, а если весь дом ветром перевернет?

— Где же ветру дом перевернуть, Агаша? Шутишь. А вот оттеплеет малость — мы с Саввой полезем и изладим все как полагается.

— Пока оттеплеет, в сенях снегом все занесет, — строго сказала Агафья Степановна.

— Снег-то и лопатой потом можно повыкидать. А вообче-то говоришь ты правду истинную — в крыше дыру и теперь заделать бы не худо. Вот холодно только очень…

Савва из-за спины Филиппа Петровича кивнул Агафье Степановне: не беспокойтесь, дескать, я все сделаю. Агафья Степановна неодобрительно погрозила ему пальцем: «Зря защищаешь виноватого». А вслух сказала:

— Рано в старики записываешься, Филипп. Хотя бы до пол ста лет подождал.

— Так ведь что же, Агаша, — примирительно откликнулся Филипп Петрович, — не от себя зависит оно. Сама помнишь, какой удалец был я. А теперь самый интерес для меня сидеть вот так и шилом валенки ковырять.

— Это Савва избаловал тебя, Филипп. Во всем тебя подменяет, все на свои плечи берет — вот ты и раздряб до сроку, па покой потянулся, о старости заговорил.

— Оно так, Агаша. Справедливы твои слова. Хотя при нужде, я взыграть-то еще могу.

Агафья Степановна опять взялась за белье. Савва там или не Савва избаловал его, а сдал Филипп Петрович здорово. Решительности в нем вовсе никакой не осталось. Лишь бы как потише, полегче да потеплей. С работы придет — прежде всего сапоги долой, и на печку понежиться. Ни о чем на будущее не стало у него заботы, только бы сегодня день прошел. На радость бог послал им Савву. Помаленьку, помаленьку, а хозяином в доме становится. Хорошим хозяином. Поженятся с Верочкой… Ей перед рождеством семнадцать исполнилось. Выходит, только годик еще повременить, а на ту зиму, перед масленицей, и сыграть свадьбу. Савва-то сам об этом, конечно, не скажет. Ну, тут можно будет ему и помочь…

Агафья Степановна вовсе ушла в свои мечты. Даже не заметила, как вернулась дочь с нарубленной мерзлой капустой и как она, подкравшись, опустила Савве льдинку за воротник. Тот вскрикнул, вскочил, хотел наказать озорницу, но в это время Филипп Петрович потянул к себе дратву, а вместе с дратвой и Савву.

— Ой, спасибо тебе, тятя, спасибо, что ты его привязал, — умирала от хохота Вера. — Не то он растерзал бы меня, наверно. Как тигр бросался…

Филипп Петрович, спустив очки на самый кончик носа, глядел растерянно: когда же это он и как привязал Савву за пуговицу?

Агафья Степановна цвела от радости. Савва стоял и тоже улыбался, а сам потихоньку распутывал нитки. Почуяв неотвратимость возмездия, Вера уже не хохотала, а, прижав руки к груди и бесовато поблескивая глазами, молила лукавым шепотком:

— Ой, Саввушка! Не надо, не надо, Саввушка!

Но Савва на этот раз оказался неумолимым.

Впрочем, трудно сказать, так ли уж и хотелось Вере умолить его…

Когда немного улеглось веселье и молодежь вернулась к своим прежним занятиям, Агафья Степановна предложила всем вместе попеть песни. Филипп Петрович с готовностью затянул:

Скажи, скажи, красавица,
Как с милым ты рассталася?..

Вера недовольно вытянула губы:

— Ну, тятя, лучше бы не грустную.

Но Агафья Степановна уже подхватила:

Рассталась я с ним весело
Мил плакал, я смеялася.

И Вере пришлось подчиниться.