Хрен с бугра

«Ежедневно слушаю радио о наших якобы больших успехах. Они, эти успехи, конечно, где-то есть, я их сам видел на выставке достижений народного хозяйства в Москве. Воочию, так сказать. Всего мы производим из года в год больше. Всё, что производится, с каждым днем лучшает в качестве. Это по всей стране. А вот конкретно у нас в области все даже наоборот. Хлеба, если не купишь с утра, то к вечеру в магазинах на полках уже не увидишь. Когда было мясо, многие даже непомнят. Хорошо, что в мясном отделе висит схема разделки говяжьих туш. Зайдешь и вспомнишь, где у коров раньше были огузки, филе, голяшки. Масла — тоже нет. Хороший костюм не купишь. То, что есть в продаже — сшито на урода. Шапок меховых нет. Могу и дальше называть то, чего нет. Но это долго. Проще сказать что есть. Это соль и спички. Потому предлагаю говорить не столько об успехах, сколько подумать о продуктовых карточках, как было в войну и голодное довоенное время. Чтобы рабочий человек знал — раз в месяц, но свое мясо и масло он купит. Федор Петрищев. Слесарь. Ул. Ворошилова (бывшая Мясницкая) дом 3, кв.8.»

— Какая же это анонимка? — спросил я. — Автор и фамилию, и адрес указаны.

— При чем здесь адрес? — спросил Зайчик удивленно. — Судя по духу и настроению, такое мог написать только злостный анонимщик или скрытый антисоветчик.

— А если мяса в магазинах действительно нет? И масла?

— Знаю не хуже других, — сказал, как отрезал Зайчик. — Не на Луне обитаю. И всё равно, так советскому человеку писать о своей жизни не подобает. У нас, у советских, собственная гордость. Значит, подобное письмо в редакцию не что иное, как попытка опорочить и оплевать светлую действительность. Представьте, попадет письмо в чужие руки. Например, в западную печать. Какую клевету они разведут вокруг! И потом про улицу товарища Ворошилова. Это же злостный и открыто враждебный выпад. Все уже забыли, когда улица называлась «Мясницкой», а клеветник нарочно напоминает о забытом народом прошлом.

— Какой же выпад против товарища Ворошилова? — спросил Главный. — Автор письма просто указал свой адрес.

— Всё равно не должен советский человек такие намеки воспроизводить.

— Какие намеки?

— Ему, видите ли, приспичило соотнести название улицы маршала товарища Климент Ефремовича Ворошилова с отвергнутым народом названием Мясницкой! Еще недавно за подобное сразу бы…

— Когда недавно? — спросил я.

— При товарище Сталине.

— А теперь?

Зайчик обречено махнул рукой:

— Теперь мы с анонимщиками либеральничаем. Видите ли, у нас демократия…

Тоска по прошлому звенела в его голосе, как лопнувшая струна. Должно быть, в памяти вставали картины времени, когда его другие боялись , а теперь всё обстояло по-иному…

— Что решили с письмом? — спросил Главный.

— Перешлю в компетентные органы, — доложил Зайчик, вновь оживляясь. — Там люди разумные. Примут меры по усмотрению…

Слова «по усмотрению» и «компетентные товарищи» в устах Зайчика значили многое. Не в торговые органы, которые ответственны за обеспечение города рыбой и мясом, собирался он переслать послание «анонимщика».

Положение о работе с письмами читателей, рожденное где-то в Москве, которое широко не афишировалось, несло на себе гриф «Для служебного пользования».Оно требовало все письма, в которых выражалось недовольство существовавшими в стране порядками, а также с упреками в адрес партийных и советских властей, пересылать в КГБ. Как объяснялось несмышленым, пересылать такое надо лишь «для сведения».

— Не надо никуда направлять, — сказал Главный мрачно. Он знал, к чему может привести ревностное исполнение Зайчиком своих обязанностей. — Все оставьте мне.

— А почему не по назначению?

— Потому, что я покажу письмо в обкоме.

Когда Зайчик ушел, Главный устало вздохнул.

— Вот, старик, редакторский крест. Хоть стой, хоть от места отказывайся. — И без всякого перехода дал указание: — Собирайся, в обком поедем. Там нас уже ждут.

ЛИБРЕТТО