Хрен С Горы

Тем более что лично меня эта особенность национального воспитания никак не касалась. Вообще, житье моё в Мужском доме протекало без серьёзных конфликтов. Не знаю, в чём тут дело. Может быть, сумасшедшего, коим я здесь числился, было западло трогать, или, наоборот, они пользовались уважением на грани религиозного почитания. Может быть, дело было в моём предполагаемом происхождении или просто в непонятности того, кто я такой - а с непонятным лучше не связываться. Может быть, просто подростки не рисковали задевать взрослого дядю, каким я был в их глазах, а мужчины-наставники уже вышли из того возраста, когда для завоевания авторитета требуется кого-нибудь задеть или, что ещё лучше, загнобить.

Друг с другом же обитатели Мужского дома то и дело выясняли отношения, кучковались в то враждующие, то мирящиеся компании, а внутри этих шаек постоянно конфликтовали за место в подростковой иерархии. Взрослые с высоты своего опыта смотрели на всё это снисходительно, вмешиваясь только в исключительных случаях. Правда, логики их вмешательства я понять зачастую не мог: когда они могли допустить и коллективный мордобой с членовредительством, а когда вдруг резкими окриками или затрещинами предотвращали назревающий конфликт ещё на стадии словесной перепалки.

Итак, я только что в компании пары подростков доломал дамбу. Грязная вода весело бежала по канаве. Через полчаса уровень её почти достигнет уровня почвы на лежащих вокруг делянах. На соседней с нашей женщины занимались прополкой и рыхлением земли вокруг кустиков баки. Муторная, надо сказать, работа: тщательно вырывать голыми руками сорняки, при этом, не задевая сами растения, и рыхля землю между ними изогнутой палкой с вкладышем из заострённой свиной лопатки.

Впрочем, я больше размышлял, глядя на оттопыренные кверху голые женские зады и прочие доступны обозрению части тела (а народ любого полу здесь ходил в одних не то набедрённых повязках, не то поясах, к которым крепилось всё носимое имущество), о местных сексуальных порядках, до конца так и непонятных. Например, в Мужской дом частенько наведывались местные девицы - одного примерно возраста с его обитателями. Распределялись они между парнями, наверное, в соответствие с принятым в молодёжных шайках с табелем о рангах. Наставники впрочем, тоже получали свою долю утёх. Что до меня, то я, во-первых, как-то не привык ещё заниматься подобными делами чуть ли не публично, а во-вторых, не знал, как будет воспринята попытка завалить какую-нибудь девицу на свою циновку - слишком уж плохо я разбирался в местных реалиях и слишком непонятным был мой статус.

Физиология, однако ж, брала своё. Потому я старался поменьше пялиться на тёмно-коричневые женские задницы. При этом в голову лезли мысли о том, является ли допустимым с точки зрения местной половой морали секс с замужней женщиной.

Так что появление мальчонки, который пропищал, что "Дурня (то есть меня), зовут в деревню", спасло мой мозг от окончательного закипания на почве сексуальной неудовлетворённости. Я поплёлся вслед за посыльным. Тот норовил в силу возраста бежать бегом. Пришлось прикрикнуть на него, чтобы не торопился.

Под навесом у входа в Мужской дом тусовалась немалая толпа, в которой я идентифицировал, кроме местных, человек десять чужаков, выделявшихся иными татуировками на лицах и узорами на набедренных повязках и тем, что в бусах и браслетах было больше камней, чем раковин.

Наш староста (или кто он там, короче, самый главный в деревне) при виде меня затараторил. Хоть я и научился понимать почти все слова местного языка, но восприятие столь скорострельной речи вызывало некоторое затруднение. Главное всё же понять я мог. Наш предводитель вроде бы объяснял, что перед гостями тот самый найдёныш.

Ответную речь держал худощавый старикан с копной абсолютно седых курчавых волос. Его я понимал ещё хуже, чем старосту: выговор сильно отличался от уже привычного у жителей Бон-Хо. Но вроде бы он говорил о том, что я на кого-то похож.

Для лучшего рассмотрения дедок протянул кривоватую палку, концом которой зацепил меня за плечо, и поддёрнул поближе. Минут десять он меня придирчиво рассматривал, что-то себе в уме прикидывал.

Потом выстрелил в нашего старосту длинной вопросительной тирадой. Тот ответил отрицательно. Затем начался спор с участием доброго десятка человек: как гостей, так и моих односельчан. Из всеобщего крика и ора, как это ни странно, я, кажется, начал улавливать смысл происходящего.

Чужаки оказались моими псевдосоплеменниками-сонаями, пришедшими сверху, то есть с гор. Старикан был в сонайской делегации за главного. Имя его, часто мелькавшее в споре, я расслышал как Темануй.