Хрестоматия по истории СССР. Том 1

Государь сидел с непокрытой головою на более возвышенном и почетном месте у стены, блиставшей изображением какого-то святого, и имел справа от себя на скамейке шапку-колпак, а слева палку с крестом — посох, и таз с двумя рукомойниками, поверх которых, кроме того, было положено полотенце. Говорят, что протягивая руку послу римской веры, государь считает, что протягивает ее человеку оскверненному и нечистому, а потому, отпустив его, тотчас моет руки. Там стояла также, против государя, но на низшем месте, скамья, приготовленная для послов. Государь, когда ему оказан был предварительно почет (как уже сказано выше), сам пригласил нас туда мановением и словом, указуя рукой на скамью. Когда мы с того места по чину приветствовали государя, то при этом находился толмач, который передавал нашу речь слово в слово. Услышав же, между прочим, имя Карла и Фердинанда, государь вставал и сходил со скамеечки, а выслушав приветствие до самого конца, он спросил: «Брат наш Карл, избранный римский император и наивысший король, здоров ли?» Пока граф отвечал: «Здоров», государь меж тем взошел на скамеечку и сел. Это же самое, по окончании моего приветствия, спрашивал он у меня про Фердинанда. Затем он подзывал по порядку того и другого из нас к себе и говорил: «Дай мне руку». Взяв ее, он прибавлял: «По-здорову ли ты ехал?» На это тот и другой из нас, согласно их обычаю, отвечали: «Дай бог тебе здравия на многие лета. Я же по благости божией и твоей милости здоров». После этого он повелел нам сесть. Мы же, прежде чем сделать это, согласно с их обыкновением, воздали наклонением головы на обе стороны благодарность прежде всего государю, а затем советникам и князьям, которые стояли ради оказания нам почета.

91. СИГИЗМУНД ГЕРБЕРШТЕИН. РУССКОЕ ВОЙСКО

О С. Герберштейне смотреть комментарии к предыдущему документу.

Каждые два или три года государь производит набор по областям и переписывает детей боярских с цель|ю узнать их число и сколько у кого лошадей и служителей. Затем, как сказано выше, он определяет каждому жалованье. Те же, кто могут по достаткам своего имущества, служат без жалованья…

Лошади у них маленькие, холощеные, не подкованы; узда самая легкая; затем седла приспособлены у них с таким расчетом, что всадники могут безо всякого труда поворачиваться во все стороны и натягивать лук. Ноги у сидящих на лошади до такой степени стянуты одна с другой, что они вовсе не могут выдержать несколько более сильного удара копья или стрелы. К шпорам прибегают весьма немногие, а большинство пользуется плеткой, которая висит всегда на мизинце правой руки, так что они могут всегда схватить ее, когда нужно, и пустить в ход, а если дело опять дойдет до оружия, то они оставляют плетку, и она висит по-прежнему.

Обыкновенное оружие у них составляют: лук, стрелы, топор и палка наподобие булавы, которая по-русски называется кистень, по-польски — бассалык. Саблю употребляют более знатные и более богатые. Продолговатые кинжалы, висящие наподобие ножей, спрятаны у них в ножнах до такой степени глубоко, что с трудом можно коснуться до верхней части рукоятки или схватить ее в случае надобности. Равным образом и повод от узды у них в употреблении длинный и на конце прорезанный; они привязывают его к пальцу левой руки, чтобы можно было схватить лук и, натянув его, пустить в ход. Хотя они вместе и одновременно держат в руках узду, лук, саблю, стрелу и плеть, однако ловко и без всякого затруднения умеют пользоваться ими.

Некоторые из более знатных носят латы, кольчугу, сделанную искусно, как будто из чешуи, и наручи; весьма немногие имеют шлем, заостренный кверху наподобие пирамиды.

Некоторые носят платье, подбитое ватой, для защиты от всяких ударов. Употребляют они и копья.

В сражениях они никогда не употребляли ни пехоты, ни пушек. Ибо все, что они ни делают, нападают ли на врага, или преследуют его, иди бегут от него, они совершают внезапно и быстро, и таким образом ни пехота, ни пушки не могут следовать за ними…

Для разбития стана они выбирают весьма обширное место, где более знатные разбивают палатки, а другие втыкают в землю нечто вроде дуги из прутьев и покрывают ее епанчами, чтобы упрятать туда седла, луки и другое в этом роде, и чтобы защищаться от дождя. Лошадей они выгоняют на пастбища, ради чего их палатки расставлены одна от другой очень широко; они не укрепляют их ни повозками, ни рвом, ни другой какой преградой, если только это место не укреплено случайно от природы или лесом, или реками, или болотами.