Христа распинают вновь

Манольос чувствовал ее дыхание на своей шее, резкий запах, идущий от ее потного тела, ее полную, упругую грудь, касавшуюся его руки, и кровь в нем закипела, словно хотела разорвать вены.

— Я схожу, приведу старуху Мандаленью, не могу видеть тебя таким высохшим, не уходи! — решительно сказала Леньо.

Она побежала к себе, надела праздничное платье, туго повязала платком волосы, положила в корзиночку несколько красных яичек, немного кофе, сахара и бутылку вина, чтобы отдать старухе Мандаленье за ее труд. Оглянувшись, она увидела Манольоса, который уже поднялся по лестнице и стоял у дверей хозяина в нерешительности.

— Не уходи! Не уходи! — закричала она ему. — Я сейчас!

Крики затихли, Михелис, наверно, ушел. Манольос слышал за дверью только тяжелые шаги старика, который возбужденно шагал взад и вперед, продолжая ворчать.

Манольос толкнул дверь и вошел. Как только старик староста увидел пастуха, он сразу же набросился на него.

— Это ты виноват! — заревел он и поднял руку, чтобы ударить его. — Ты сводишь с ума моего сына, ты уговорил его раздать мое имущество, кровь моего сердца, этим пришельцам!

Вены на его висках, на шее, на руках посинели; задыхаясь, он расстегнул рубашку, грудь его тяжело вздымалась; ему казалось, что она вот-вот разорвется. Рухнул на диванчик в углу, обхватил голову руками, застонал и закашлялся.

Манольос прислонился к стене, посмотрел на стонавшего старика архонта, и душа его преисполнилась печали. «Сердце человека, — думал он, — зверь, дикий зверь… Христос мой, даже ты не смог его приручить…»

Старик снова вскочил, словно к нему вернулись силы, и схватил Манольоса за воротник.

— Это ты виноват! — опять заорал он, забрызгав слюной щеки и шею Манольоса. — Ты виноват! Я тебя притащил с горы, чтобы женить на Леньо, которую люблю, как родную дочь. Все праздники ты проводил у меня, хоть ты и мой слуга. В день пасхи я посадил тебя за стол вместе с собой! А ты обманул моего сына, вы тайком забрались в мои амбары, когда я спал, и ограбили меня! Вор! И это еще не все! Скажи пожалуйста, в первый раз сегодня Михелис заговорил! «Я уже мужчина, буду делать то, что хочу!» Слышишь, каков негодяй! Голову поднял: будет так, говорит, как он хочет! А когда я ему сказал: «Неужели ты не боишься своего отца?» — так он, бессовестный, не постыдился мне ответить: «Боюсь я бога, больше никого!» Ты слышишь, никого больше! Это твоя грязная работа, Манольос, чтоб ноги твои переломались, когда будешь спускаться с горы на праздник! Что молчишь? Что глаза вылупил и смотришь на меня? Ну, говори же, а то терпение мое лопнет!

— Хозяин, — тихо ответил Манольос, — я пришел попросить разрешения вернуться в горы.

Старик посмотрел на него с презрением, губы его зашевелились, он не находил нужного слова.

— Что ты сказал? Вернуться в горы? Ну-ка, повтори еще раз, если смелости хватит!

— Пришел, хозяин, попросить разрешения вернуться в горы.

— А свадьба? — не своим голосом закричал старик, и шея его снова побагровела. — Когда, негодяй, будет свадьба? В мае? В мае, когда женятся ишаки? Нет, быть ей в апреле! Поэтому я тебя и вызвал, — я тут распоряжаюсь!

— Дай мне, хозяин, еще немного времени…

— Для чего тебе нужно время? Что случилось?

— Да я еще не готов, хозяин.

— Ты еще не готов? Что это значит?

— Я и сам не знаю, хозяин… Вот чувствую, что еще не готов. Душа моя…

— Ну, какая там душа? Мне кажется, ты с ума спятил… Слышите, душа у него! У тебя есть душа?

— Как тебе сказать, хозяин? Какой-то голос внутри…

— Молчи!

Манольос протянул уже руку, чтобы открыть дверь, но старик схватил его.

— Куда идешь? Стой!

Снова начал шагать взад и вперед по комнате, стукнул кулаком по столу, до боли закусил губу.

— Вы оба меня сегодня уморите, не выдержу я! Все кончено! Сын меня больше не боится; боится, говорит, только бога; а этот — слуга, дрянь, ничтожество, — душа у него, говорит…

Разъяренный, повернулся к Манольосу.

— Уходи, чтоб я тебя больше не видел! Если в этом месяце не состоится свадьба, останешься без работы у меня. Проваливай из моего дома! И найду я мужа получше, чем ты, для своей Леньо! Убирайся отсюда!

Манольос открыл дверь, бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, бегло оглядел двор. Леньо еще не вернулась. Он схватил в углу свою палку, толкнул калитку и бегом стал подниматься в гору.

У колодца святого Василия, недалеко от села, он остановился передохнуть. Это был старый, прославленный колодец, окруженный высоким камышом; на мраморном отполированном барабане виднелись глубокие следы веревок, с помощью которых на протяжении веков опускали и поднимали ведра. После обеда приходили сюда девушки и черпали холодную воду, которая вытекала из-под горы и была, говорят, чудотворной, — лечила многие болезни — печень, почки. Каждый год, в день крещения, сюда являлся поп и святил воду. По преданию, еще святой Василий Кесарийский, нагруженный игрушками для детей всего мира, прежде чем начать свое путешествие накануне Нового года, приходил сюда и пил воду из этого колодца. Поэтому колодец и носил имя святого Василия. И вода в колодце слыла чудотворной.