Что касается появления в монастырях несвященствующих братьев или
conversi, то нам следует отметить, что уже в четвертом веке Папа Сириций писал епископу Таррагоны: "Мы желаем, чтобы на монахов, похвально отличающихся серьезностью поведения, святостью жизни и подтверждением веры на практике, возлагались обязанности духовенства".
[268]В 1311 г. Папа Климент V постановил: "Для увеличения числа богослужений Мы предписываем монахам, рекомендованным аббатами, обязательную подготовку к посвящению в соответствующий сан незамедлительно по завершении установленных законом формальностей".
[269]Наконец Папа Климент VIII издал декрет: "В соответствии с декретом Священного Тридентского Собора, всякий принимаемый в монашеский орден… должен обладать такой образованностью или подавать бесспорную надежду к обретению таких познаний, которые позволили бы ему принять хотя бы низший сан, а со временем и сан высший".
[270]Вышеуказанные положения отражают постепенные изменения в монашеской жизни, приведшие не только к рукоположению монахов в священство и, следовательно, к введению монашеских институтов в церковную иерархию как клиро-монашеских, но и к появлению нового типа монахов — несвященствующих. Этому способствовали самые разные причины: к концу девятого века бенедиктинские монахи стали в сущности заниматься только
lectio divinaи богослужениями, фактически отойдя от физического труда; интеллектуальный уровень и святость этих монахов делали их в высшей степени достойными рукоположения в священство, тогда как епархиальное духовенство с девятого по двенадцатый век часто оказывалось невежественным и безнравственным; к одиннадцатому веку монастыри испытывали крайнюю потребность в работниках для управления внешним хозяйством, для полевых работ и для выполнения работ по монастырю. Многие монастыри использовали в качестве рабочей силы и прислуги мирян, но очень часто это вызывало разного рода неудобства. Решение было найдено в учреждении особого разряда монахов, отличавшихся от монахов полноправных.На основании различных документов монастырей бенедиктинского уклада и на основании постановлений нескольких Пап периода двенадцатого-шестнадцатого веков мы вполне вправе охарактеризовать несвященствующих братьев или
conversiкак обычных монахов, составлявших неотъемлемую часть монашеской общины, но занятых физическим трудом и внешними делами монастыря ради того, чтобы священствующие монахи могли всецело посвятить себя своим непосредственным обязанностям. Когда уклад жизни братьев-конверзов обрел большую определенность, они стали приносить, хотя и не все, обеты, получали особое одеяние, имели свое молитвенное правило по бревиарию, участвовали в некоторых монастырских службах, таких как общемонастырская месса, вечернее богослужение, обличительный и покаянный капитул, торжественные акты; они имели ежегодный отпуск, получали еженедельное духовное наставление от своего непосредственного наставника или руководителя и внутри монастырской общины образовывали некую своеобразную общину. Позднее, когда Церковь одобрила новые формы монашеской жизни, несвященствующие братья обычно признавались особой, но неотъемлемой частью монашества.
[271]Обобщим вышесказанное: бенедиктинская духовная традиция двенадцатого века все еще сохранила существенные элементы, характерные для монашеской духовности в целом, но внесла определенные изменения в устав. Эта духовная традиция имела прежде всего библейские истоки и взращивалась на
lectio divinaи богослужебной молитве. Жизнь монаха-бенедиктинца протекала в молитве и покаянии, вдали от мира, устремляясь к соединению с Богом. По словам Леклерка, эту жизнь можно назвать "жизнью пророческой", поскольку состояла она в ожидании грядущего Христа, в молитве и покаянии; "жизнью апостольской", ибо это была жизнь общины в любви, по примеру учеников в Сионской Горнице и по примеру первохристиан; "жизнью мученической", ибо она предполагала уход из мира и постоянную борьбу со всем, что препятствовало любви; "ангельской жизнью", ибо она стремилась к полной отрешенности в молитве, в аскетизме и в целомудрии; и, наконец, "евангельской жизнью", ибо смысл ее заключался в подражании Христу, в следовании путем Евангелия.
[272]