Христианская духовность в католической традиции

Третья, высшая ступень созерцания — род духовного брака, в котором душа преобразуется, так сказать, в образ Троицы. Это особый дар, ниспосылаемый не всем, но только посвятившим себя созерцательной жизни в уединении. Ему предшествует период напряженного и мучительного очищения.

Разработанное Хилтоном богословие созерцания можно суммировать следующим образом: до падения человек являл образ Божий и был устремлен к Богу высшими способностями разума, памяти и воли; однако после падения он утратил ориентировку и впал в "забытье и неведение о Боге, а также в чудовищное себялюбие". [426]

Жизнь христианина — это восстановление или воссоздание в человеке образа Божиего в его первозданном состоянии, что оказывается возможным для человека благодаря заслугам Иисуса Христа. Если христианин пребывает в состоянии благодати, то в нем воссоздается образ Божий низшей степени; если же, пребывая в состоянии благодати, он к тому же имеет в себе действующего Духа Святого, то и образ Божий восстанавливается в гораздо большей степени, по мере возрастания в созерцательной жизни. Таким образом, благодаря присутствию в душе нетварной любви, Духа Святого, созерцание является осознанием благодатной жизни; "душа узнает нечто о том, что ей раньше было известно только по вере". [427]

Первое, что требуется от христианина, вступившего на созерцательный путь, — желание Бога, или "открытое стремление воли к Богу". Однако первый ответ на это желание может вылиться в разочарование, ибо, обратившись внутрь в поисках Бога, душа находит не образ Божий, но образ греха. Однако в сущности это добрый знак, ибо осознание нашей немощности и греховности вдохновляет нас к искоренению в нас всего злого ради обретения возможности полной самоотдачи Богу. Умерщвление самости и греха описывается как "паломничество в Иерусалим" и "преодоление ночи". Ночь — это тьма, страдания, испытания, но в конце концов душа обретает покой, потому что "Иисус, Который есть и любовь, и свет, пребывает во тьме, что бы она ни несла — муки или умиротворение".

Важная роль в духовной традиции отводится Юлиане Норвичской (ум. 1442). Именно она свидетельствует о действии и проявлениях благодати в мистической жизни. Ситвелл так говорит о ней:

Получая необычные милости и опыт, она остается внешне уравновешенной, смиренной, мудрой и любвеобильной; в ней проявлены все черты характера и дары благодати как доказательство подлинности ее утверждений. В своей книге Откровения божественной любви [LXXXII]она выступает не как учитель и наставник, предлагающий карту и общую информацию для приступающих к изучению местности в своих интересах и для озабоченных только ее изучением, она выступает как вернувшийся путешественник, располагающий непосредственным описанием этой местности и всего увиденного там. [428]

Все, что складывается у Юлианы в доктрину, постоянно колеблется между двумя полюсами: осознание и признание Божиего благоволения к человеку и осознание собственного греха, при этом неизменной темой остается тема о сущности любви и об уверенности в том, что "все будет хорошо".

Юлиана жила в затворе при церкви св. Юлиана (St. Julian) в Норвиче, городе, представлявшем собой "малый Рим" по числу имевшихся в нем монастырей. Ее книга откровений (или "проявлений"), включающая описание пятнадцати откровений, полученных однажды днем, и еще шестнадцати откровений, полученных следующей ночью, существует в двух отличающихся друг от друга редакциях, причем вторая, осуществленная много, лет спустя, намного обширнее первой. [429]

Несмотря на особую силу божественной любви и убежденность в том, что душам следовало бы уповать на Божие всепрощение, сама Юлиана была поглощена заботой о спасении душ своих современников. Ответ, полученный ею от Господа, превращается у нее в постоянный рефрен: "Все будет хорошо; все будет хорошо". Поэтому даже грешники могут надеяться на божественное прощение и верить, что Бог любит их; Юлиана же утверждает, что раскаявшиеся в своих грехах найдут в душе повод к радости. Несмотря на предоставленную людям возможность позаботиться о будущем — о своем или чьем-либо вознесении на небеса — по словам Юлианы, никому не дано точно знать свою посмертную участь, но одно известно: "все будет хорошо". Наконец, интересно отметить, что Юлиана относится к тем немногочисленным духовным писателям, кто говорит о материнстве Божием. Все ее откровения происходили, когда она, казалось, находилась при смерти и взгляд ее был устремлен на распятие.