ХРИСТИАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И ПАНТЕИЗМ

Особого рассмотрения заслуживает тема теософского расизма: согласно теософии на земле рождается новая, шестая раса людей с оккультными способностями. "Теософ достиг вершины, опередив свою расу". "Богочеловек — носитель огненного знака Новой Расы" (Иерархия, 14). По терминологии Е. Рерих это будут Сверхчеловеки: "Неисчислимы опасности, сокрытые от сознания людей, но открытые сознанию сверхчеловеков и богочеловеков". Сверхчеловеками "теперешний вид человека будет рассматриваться как исключительный выродок". Нынешние люди не просто "выродки", они даже не люди, а "человекообразные": "Стоит запереть шесть человекообразных в одно помещение, и через час дверь будет дрожать от империла" (Иерархия, 423). Сверхчеловекам тяжело жить с нами, неандертальцами: "Среди человечества ангелов искать не приходится, истинно, мы живем в царстве, населенном в большинстве двуногими хвостатыми". "Учитель мучается скорченным тупоумием воплощенных двуногих" (Агни Йога, 26). По весьма справедливому предположению Бердяева, "Блаватская, вероятно, охотно приняла бы "арийский параграф", навязываемый в современной Германии". Когда Блаватская излагает 10 догматов своей теософии, 8-й заповедью оказывается следующая: "Человеческие расы различаются по духовной одаренности так же, как и по цвету кожи, росту или по каким-либо иным внешним качествам". Вот показательная выписка из письма Блаватской Одесскому губернатору: "Я готова служить Вам. Может быть, если Вам когда-нибудь удастся избавиться от евреев, Вам однажды потребуется заселить голые равнины Бессарабии? Послать Вам тогда несколько тысяч бирманцев и прочих буддистов?". Даже если оставить в стороне конкретные формы сотрудничества нацистского режима с оккультизмом, очевидно, что теософская доктрина о "семи расах" по крайней мере способствовала созданию того антихристианского, неоязыческого фона, который сделал возможным воцарение нацистско-языческого мифа.

Г. Олкотт в 1885 г. в Бомбее заявлял парсам-зороастрийцам, что их вера "покоится на природной скале оккультизма", и что дуализм определенно является законом мироздания, и персонификация его противоборствующих сил Заратуштром была полностью научным и философским утверждением глубокой истины. Вроде не может быть большей пропасти, чем между теософским монизмом, растворяющим и зло, и добро в единой Энергии, и дуализмом зороастрийцев, постулирующим вечную борьбу двух абсолютно противоположных и равносильных принципов. Вряд ли парсы обрадовались бы, если бы им было сказано прямо, что Ариман и Ахура-Мазда всего лишь разные проявление одного и того же принципа (нечто подобное в древности пробовал делать Зурван — за что и был провозглашен еретиком). И потому им была преподнесена рекламная теософская ложь.

Точно такая же ложь о близости оккультизма и православия преподносится сегодня русским. Это разрешено: ведь различение добра и зла осталось далеко позади. Елена Рерих уроки тактической лжи советует брать у Розенкрейца, основателя ордена розенкрейцеров, который "должен был преподать учение Востока в полухристианском обличии, чтобы защитить своих учеников от мести фанатиков и ханжей. В своем большинстве человечество осталось все теми же нетерпимыми и жестокими изуверами. Каждое великое Откровение требует прикрытия внешними щитами". В "Письмах Махатм" формулировка точнее рериховской — Розенкрейц прикрыл христианским флером "наши восточные доктрины", чтобы защититься от "духовенства". Прикрытие же их называется "внешними щитами" или "гримировкой" (Община, 204). Е. Рерих постоянно напоминает, что новым членам Общины не надо раскрывать всего, не обо всем надо писать в книгах. "При выполнении Указаний помните одно условие — всегда лучше что-то недосказать, нежели дать слишком много". Поэтому первоначальный вариант проповеди "Живой этики" делается максимально христианизированным или стерильно-культурным. "Если спросит вас совсем простой человек — какие задачи Учения, скажите — чтоб тебе было хорошо жить" (Агни Йога, 65). Поначалу оккультисты предпочитают выступать в роли чисто культурной организации, которая вдобавок с огромной симпатией относится к христианству, отличаясь от него разве что большей терпимостью и открытостью. На деле же в теософии есть своя тайна. Самая большая ее тайна — это ее антихристианство: "теологическое христианство должно отмереть и никогда больше не воскреснет в своем прежнем виде". Православные, не согласные с такой перспективой и выступающие против оккультизма, по приватному мнению Николая Рериха — "истинные подонки, не пригодные ни к чему. Космический сор, просто подлежащий уничтожению!". Они даже имени человеческого недостойны — "Мракобес Васька Иванов" постоянно появляется в письмах Николая Константиновича. Но об этом узнает или слишком уж въедливый читатель теософских трактатов, или человек, уже всецело вовлеченный в деятельность теософского общества. А на рекламной вывеске значатся: "братство религий", "культурная работа" и "живая этика".