Христианская гармония духа. В 2-х кн. Кн. 1

У маленького Николая Неплюева сформировалась привычка ежедневного чтения Евангелия, в котором он находил подлинную сердечную отраду. «Не все было понятно для детского ума, – сознавался он впоследствии, – но сердце чуяло правду животворящего духа святых слов, любило эту святую правду и привыкало ею проверять явления окружающей жизни»[10]. Однако его все больше поражала и по-детски пугала оторванность жизни от узнаваемой им святой правды. Общение с людьми только развивало это настроение, а более глубокое изучение слова Божиего стало увеличивать пропасть между практикой жизни и христианскими заветами. Вскоре разнообразные наблюдения над жизненными явлениями привели его к неизбежному для детства и юности максималистскому выводу, что люди, называя себя христианами, в жизни своей относятся друг к другу совсем не по-христиански, что люди, с одной стороны, молчаливо отказались от христианства, как основы жизни, а, с другой стороны, поставили на очередь вопрос: какие же разумные основы приняло человечество наместо молчаливо упраздненного христианства?

Осознанные религиозные переживания Н. Н. Неплюева принимали вполне определенную форму: в Иисусе Христе он видел не грозного бичующего ветхозаветного Бога, требующего возмездия, но милостивого, пришедшего призвать к покаянию, прощению и любви Спасителя. Поэтому ему мало были доступны религиозные воззрения Ф. М. Достоевского с их, как он считал, мрачным оттенком и непременной теорией страданий. Н. Н. Неплюев был убежден, что образ подлинного христианина у Достоевского – это отрекшийся от мира старец Зосима, наводящий на мысль, что христианство и аскетизм однозначны, что умные люди путь к спасению должны искать не в преобразованиях мира, а в отречении от него. Такое понимание христианства слишком противоречило натуре Н. Н. Неплюева, который в христианском самоограничении, вместе с апостолом Павлом, видел лишь средство нравственного развития, а не оправдания. Вот почему впоследствии Н. Н. Неплюев полностью укрепится в мысли, что хлебом насущным для России является возрождение генотипа православной христианской культуры, основанной на идеях апостольского служения, в котором, как он считал, заложена возможность мирного переворота в экономическом строе России, в выходе ее на уровень мировой цивилизации.

Глава I. Молодой преобразователь

В 1871 году Н. Н. Неплюев поступает на юридический факультет Петербургского университета, нарушая сложившуюся вековую родовую традицию семьи. «По примеру дедов и прадедов, – пишет Н. Н. Неплюев, – и я бы служить пошел. Добрым молодцем сиял бы доспехами ратными и закончил бы жизнь безмятежную сановником знатным, звездами украшенным, некрологом чувствительным увенчанным. Да на роду так видно не было написано. Порешили родимый мой батюшка с родимой моей матушкой прогресса ради в университет отдать»[11].

Студенческие годы Н. Н. Неплюева совпадают со временем пересмотра нигилистических традиций шестидесятых годов. Принципы и убеждения, над которыми еще так недавно смеялись, теперь находят новое признание. Ни Якоб Молешотт, ни Карл Фохт – авторы известных работ в области физиологии, оказавшие огромное влияние на развитие материализма и атеизма в России 60-х гг. XIX в., – уже не могут противостоять пробудившейся вновь потребности религиозного мировоззрения.

В то же время, у здравомыслящей и просвещенной части российского общества растет чувство ответственности перед освобожденным царем народом. Зарождается течение, в котором сходятся и кающиеся дворяне, и разночинцы. И Н. Н. Неплюев ищет свое место в нем. О времени, в котором ему выпало на долю жить и действовать, он писал следующее: «Многие реформы и крупные реформы были завершены, а всем казалось между тем, что это еще только начало, почти ничто, а что нечто заправское, хорошее где-то впереди. Об этом нечто заправском и хорошем много мечтали, а оно все не приходило, будто все оставалось по-прежнему. Крестьянин свободен, а ожидаемого превращения с ним от этого ни на другой, ни на третий день реформы не последовало. Дано земство, и опять-таки заседающие в нем гласные не только в мудрецов, но даже и в заправских граждан не обратились, а остались все такими же обывателями российскими…»[12].