Христианская гармония духа. В 2-х кн. Кн. 2

Соломон так говорит народу при торжестве освящения храма Иерусалимского: Благословен Господь Бог Израилев, Который сказал Своими устами Давиду, отцу моему, и ныне исполнил рукою Своею! <…>У Давида, отца моего, было на сердце построить храм имени Господа Бога Израилева; но Господь сказал Давиду, отцу моему: «у тебя есть на сердце построить храм имени Моему; хорошо, что это у тебя лежит на сердце; однако не ты построишь храм, а сын твой, исшедший из чресл твоих, он построит храм имени Моему». И исполнил Господь слово Свое, которое изрек. Я вступил на место отца моего Давида и сел на престоле Израилевом, как сказал Господь, и построил храм имени Господа Бога Израилева; и приготовил там место для ковчега, в котором завет Господа, заключенный Им с отцами нашими, когда Он вывел их из земли Египетской. <…> Ты исполнил рабу Твоему Давиду, отцу моему, что говорил ему; что изрек Ты устами Твоими, то в сей день совершил рукою Твоею. <…> И ныне, Боже Израилев, да будет верно слово Твое, которое Ты изрек рабу Твоему Давиду, отцу моему! Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил [имени Твоему][122].

Вот очень интересный образчик того, как говорят вожди народа еврейского, до какой степени привычна была для них безгранично смелая образность выражений, как понимаются слово и воля Божии, как передаются они народу, и как не по-человечески искренно занесены на страницы книги жизни факты, касающиеся взаимных отношений Бога и Его избранников из среды народа жестоковыйного.

Нередко избранники Божии, применяясь к пониманию современников, облекают вдохновенную мысль в обычную для того времени форму выражения, которая нас, воспитанных в школе христианства, часто поражает своею грубостью. Нас неприятно поражает такая смелая образность выражений как: Я (Бог), подняв руку, клялся[123]; Ты (Господь) поражаешь в ланиту всех врагов моих; сокрушаешь зубы нечестивых[124]; не в ярости Твоей обличай меня[125]; восстань, Господи, во гневе, пробудись для меня[126]; нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь[127]; Боже! сокруши зубы их, в устах их; разбей, Господи, челюсти львов[128]; возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стоны свои в крови нечестивого[129]; Бог сказал во святилище Своем: восторжествую, разделю Сихем, и долину Сакхоф размерю. Мой Галаад, Мой Манассия… Моав умывальная чаша Моя, на Едома простру сапог Мой. Восклицай Мне, земля Филистимская![130]; Господь сказал… чтобы ты погрузил ногу твою, как и псы твои язык свой в крови врагов[131]; блажен, кто разобьет младенцев твоих о камень[132].

Буквоеды будут приходить в восторг и от этой буквы мертвящей и защищать ее самостоятельное достоинство; мне кажется более сообразным достоинством Писания скорбеть о том, что именно эта форма была наиболее доступна пониманию человечества, и не проглядеть животворящий дух, облеченный даже и в такую несимпатичную для нас букву.