То же самое распространялось и на другие различия в области церковной жизни, и особенно на расхождения в литургии и практическом благочестии. Хотя обе стороны и признавали допустимость местных различий в обычаях, они легко переходили и в сферу вероучительную. Еще во времена Августина латинская Церковь знала, что есть люди, "которые — и большинство их из восточных пределов — не совершают ежедневного участия в Вечере Господней" в отличие от западного духовенства, тяготевшего именно к такой практике; тем не менее это расхождение было "неповреждающим" [1676]
. Теперь же в обряде сформировались и другие подобные расхождения. Так, например, Запад критиковал Восток за то, что там во время совершения евхаристии с вином смешивается вода [1677]. Когда греки начинали утверждать, что их обычай подлинен, "западные" спрашивали: "Почему же тогда о таких насущных вопросах ничего не было упомянуто на Никейском и других четырех вселенских соборах? Стало быть, до шестого собора греки и латиняне постоянно небрегли вопросом о литургии и посте и все шесть столетий после страстей Христовых пребывали в сил делах в заблуждении? Или, быть может, это было ведомо грекам, а римляне оставались в неведении?" [1678]. За исключением тех случаев, когда сказывался особый авторитет папы, церковное право, определяющее соблюдение поста, могла не взыскивать для этого божественного подтверждения, "ибо в различных пределах", причем даже в самой западной Церкви, "воздерживаются по- разному" [1679]. Поэтому такие вопросы "излишни", хотя они легко могли слиться с другими, более вероучительными, причем такое наблюдается даже у западных полемистов, как об этом, в частности, свидетельствует латинский трактат, озаглавленный "О вере в Святую Троицу, против ереси греков", но на самом деле представляющий собой перечень цитат из Августина о Великом Посте [1680].По причинам, которые мы описали выше, к особой области относились различия в использовании изображений. Из далекой Печерской Лавры (монастырь в Киеве), против латинян возносился упрек в том, что они не почитают икон [1681]
. В этом, равно как и в других полемических выпадах против них, Киев вторил Константинополю, и в этом есть своя причина: "показательно, что все антикатолические полемические трактаты, ходившие по Руси в Киевский период, представляли собой или переводы с греческого, или были написаны жившими там греками" [1682]. Порой Запад обвиняли в непочитании не только икон, но и мощей [1683], и, по меньшей мере, один восточный писатель зашел так далеко, что начал утверждать, будто латиняне "в своих церквах не поставляют изображений святых, а лишь единое распятие" и что они изображают его только в изваянии [1684]. В основе такой критики лежало воспринятое "западными" ложное представление об иконах, выраженное в формуле из Каролинских Книг, направленной одновременно против иконоборцев и иконопочитателей. "Мы не сокрушаем (образы) вместе с первыми и не почитаем их со вторыми", — гласит она [1685]. Несмотря на то что вскоре на Западе благочестивое восприятие святых изображений пошло дальше пределов, временно положенных каролингским богословием, в литургии латинской Церкви образы никогда не играли той роли, которая им выпала на Востоке. В этом смысле, несмотря на полемические преувеличения и превратные сведения, между двумя Церквами действительно сохранялось принципиальное различие, которому — в силу того, что на Востоке в 8–9 веках богословие иконописания продолжает обретать ясную форму выражения — суждено было отозваться и в области вероучения.