Христианская традиция. История развития вероучения. Том 2. Дух восточного христианства (600-1700)

Тогда, как, впрочем, и теперь, не было ясно, как "манихеи" Иоанна Дамаскина связаны с "богомилами" Германа и какое отношение те и другие имеют к другим дуалистическим движениям. Порой православные признавали какие-то различия между ними, однако верно, что, "столкнувшись с любым признаком дуализма, обычный православный христианин кричал о манихеях" [2091]. Известно, например, собрание четырнадцати анафематствований, включенных в документы одного из соборов и датируемых концом 11-го века, направленное против лжеучения, приверженцы которого именуются мессалианами, фундитами, богомилами, евхитами, энтузиастами [восторженными], энкратитами и маркионитами [2092]. По-видимому, анафематствовали богомилов, однако когда Михаил Пселл называет их "гностиками" [2093] и когда константинопольский патриарх Феофилакт в середине 10-го века именуют их учение "манихейством, смешанным с павликианством" [2094], это указывает на то, что для апологетов восточного христианства расхождения между различными видами дуализма были не так важны, как то, что их связывало. Основными направлениями были манихейство, павликианство и богомильство. Первое противоборствовало христианству уже в ранние века, сумело — пусть даже на несколько лет — снискать поддержку самого Августина [2095], и продолжало существовать в рассматриваемый нами период, так что в конце 8-го века для Феодора Абукирского, например, "полемика с манихеями была весьма неотложной и актуальной" [2096]. Существовала, однако, и другая форма дуализма — так называемое павликианство, вновь поставившее перед православными много старых вопросов, восходивших к манихейству. Оба движения были едины в пестовании "душегубительного плода" [2097], однако павликианство являлось новой попыткой дьявола вонзить свои стрелы в тело Церкви уже после того, как он опустошил весь свой колчан во время существования более ранних ересей [2098]. Когда появились богомилы, об их учении стали говорить как об отрасли "манихейского безбожия, которое мы именуем павликианской ересью" [2099]. Православные критики, отмечавшие некоторые характерные для него особенности, связывали его с другими движениями [2100]. Что касается нашего подхода, то, подобно тому как всего многообразия гностического опыта мы касались только в той мере, в какой оно сказывалось на православном восприятии гностицизма [2101], дуализм, не представляющий здесь для нас особого интереса, мы рассматриваем в таком же ключе, хотя надо сказать, что реакция на него, не игнорируя всего его многообразия, с вероучительной точки зрения остается принципиально той же.

Прежде всего, речь идет о природе Бога. В самом начале трактата, написанного на старославянском, его автор, пресвитер Косма, говорит о совершенной непреложности догмата о Троице, исповеданного "святыми отцами на Никейском Соборе" [2102]. Еще до появления богомилов свою первую проповедь против павликиан Петр Сицилийский начал с исповедания Троицы [2103], а "Историю лжеучения манихеев, известных под именем павликиан" — с возвещения веры в "Святую Троицу, единого истинного Бога нашего" [2104]. То же самое было характерно и для соборных анафематствований, кратко изложенных под именем Евфимия Зигабена и возвещавших анафему "на тех, кто говорит, что кроме святой и животворящей Троицы… есть и другая" [2105]. Еще до появления богомилов и павликиан Иоанн Дамаскин воспользовался воззрениями манихеев как поводом для того, чтобы на их фоне охарактеризовать христианское учение как веру в "единого Бога, благого и праведного, Вседержителя, все сотворившего и всем водительствующего" [2106]. Очевидно, что, какими бы на самом деле ни были интенции различных дуалистических учений, апологеты христианского вероучения прежде всего усматривали в них угрозу православному тринитарному монотеизму.