Христианское рождество

И вот в это морозное утро фраза внучки, — «ах, да, я слышала об этих религиозных предрассудках», — фраза внучки, перебитая расспросами внука о Нью-Йорке, — на ощупь, на слух, на сознание, на все те памяти, которые перебраны были вчера в полутемном вагоне поезда, которые привели в юность этого феодального городка, — фраза внучки дала ощущение революции, — фраза внучки, отброшенная в третьестепенность расспросом внука о небоскребах. Дед слышал однажды на Гренландии, как трескаются, хрякают и валятся затем в космическом грохоте в океанские воды обвалы глетчеров. Глетчер христианства, который протекал в это утро по земному шару у множества народов, который жил в подсознании и у старика, оставшийся от детства в этом городе, треснул, хрякнул и зашумел гренландским обвалом фразы внука.

Мариша пришла раньше Володи, он задержался в школьном клубе, он конструировал самолет. Мариша пришла к деду. Они заговорили.

— Я тебе, дедушка, расскажу про Володьку, — оказала Мариша. — Только, пожалуйста, если он сам не заговорит, не подымай об этом вопроса, ему будет тяжело. Его вчера судили, — Мариша заговорила таинственно. — Он рослый ростом, и при переходе из октябрят в пионеры он скрыл свой возраст, прибавил целый год. Седьмого ноября он давал торжественное обещание. В его группе его выбрали вожатым… И — ты понимаешь, дедушка? — вдруг узналось, что он, пионер, вожатый, коммунист, — соврал!? Ты знаешь, дедушка, как он мучился? — целую неделю не пил и не ел, ночами не спал. Вчера его товарищи судили. Два часа мы его судили. Решили, что он сам придумает себе наказание. Пионером все-таки оставили. Завтра он должен сказать, какое наказание он берет на себя. В клубе сейчас он вовсе не самолет конструирует, это он просил сказать маме, чтобы ее не беспокоить, он совещается с товарищами… Только, дедушка, не подымай об этом вопроса с Владимиром, если он сам не заговорит, ему очень тяжело.

За окнами жил будничный город.

За окнами лежали рождественские снега.