Христианство и философия

Завершается «обвинительная» по своему характеру речь героя, а вместе с ней и статья Достоевского, вынесением «приговора»:

«Так как на вопросы мои о счастье я через мое же сознание получаю от природы лишь ответ, что могу быть счастлив не иначе, как в гармонии целого, которой я не понимаю и, очевидно для меня, и понять никогда не в силах -

Так как природа не только не признает за мной права спрашивать у нее отчета, но даже и не отвечает мне вовсе — и не потому, что не хочет, а потому, что и не может ответить -

Так как я убедился, что природа, чтоб отвечать мне на мои вопросы, предназначила мне (бессознательно) меня же самого, и отвечает мне моим же сознанием (потому что я сам это все говорю себе) -

Так как, наконец, при таком порядке, я принимаю на себя в одно и то же время роль истца и ответчика, подсудимого и судьи, и нахожу эту комедию, со стороны природы, совершенно глупой, а переносить эту комедию, с моей стороны, считаю даже унизительным -

То, в моем несомненном качестве истца и ответчика, судьи и подсудимого, я присуждаю эту природу, которая так бесцеремонно и нагло произвела меня на страдание — вместе со мною на уничтожение… А так как природу я истребить не могу, то истребляю себя одного, единственно от скуки сносить тиранию, в которой нет виноватого».

Так завершается статья «Приговор».

Сам Достоевский прокомментировал ее содержание такими словами: «Статья моя „Приговор“ касается основной и самой высшей идеи человеческого бытия — необходимости и неизбежности убеждения в бессмертии души человеческой. Подкладка этой исповеди погибающего „от логического самоубийства“ человека — это необходимость тут же, сейчас же вывода: что без веры в свою душу и в ее бессмертие бытие человека неестественно, немыслимо и невыносимо». Нравоучение своей статьи он выражает такими словами: «Если убеждение в бессмертий так необходимо для бытия человеческого, то, стало быть, оно и есть нормальное состояние человечества, а коли так, то и самое бессмертие души человеческой существует несомненно».

На мой взгляд, рассуждение Достоевского безукоризненно. Но я, дополняя его, сделал бы еще один вывод, а именно: если люди продолжают жить, значит, они — в той или иной степени — надеются на бессмертие. О бессмертии иногда говорят даже материалисты, понимая под ним «память» о людях и делах их, сохраняемую потомками. Ясно, что с подлинным бессмертием такая трактовка не имеет ничего общего. Нет, не на материалистически понимаемое бессмертие надеются люди, продолжающие жить и не считающие свою жизнь бессмысленной. Они надеются на подлинное бессмертие — бессмертие души. Не всегда эта надежда полностью, сознательно понимается ими. Часто она в той или иной степени неосознаваема — теплится, так сказать, на «дне души». Но она — эта надежда — несомненно, существует. Наша душа непосредственно, без доказательств, знает, что она бессмертна. Ей не нужны доказательства самоочевидного для нее.

С христианской точки зрения, смерть нашего тела — это кара, постигшая человечество за грех, совершенный нашими предками Адамом и Евой: «Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили» (Рим. 5:12). Но смерть побеждена Иисусом Христом: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» — восклицает апостол Павел (1 Кор. 15:55). «Ибо возмездие за грех — смерть, а дар Божий — жизнь вечная во Иисусе Христе, Господе нашем» (Рим. 6:23). Вера в воскресение Христа, знаменующее собой Его победу над смертью и гарантирующее возможность нашего спасения от греха и его последствия — смерти, — основа христианства. «Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша», — говорит апостол Павел (1 Кор. 15:14).