Христианство и перевоплощение

Греческое слово "Гадес" ("ад") соответствует еврейскому "шеол", которое также обозначает мир теней и как "нижний мир". Распространенная ныне критика "трехступенного образа мира" античности как примитивного носит довольно поверхностный характер, поскольку мало учитывает, что для людей ранних эпох сверхчувственное и материальное пронизывали друг друга намного интенсивнее. Внешний пейзаж с его особыми очертаниями и "настроением" мог переживаться как "ландшафт души". В созерцании мрачного "безотрадного" пейзажа внутреннему зрению могло открываться соответствующее состояние души, принадлежащее само по себе к иной плоскости бытия. В этом же роде можно было бы понять и по достоинству оценить якобы крайне суеверное представление, согласно которому некое географическое место рассматривалось как вход в царство мертвых. Образ призрачного нижнего мира -- царства мертвых -глубоко правомерен. Сойдя при рождении из духовного царства света на землю, душа, быть может, жизнь свою на земле провела так, что, подавленная жизненными обстоятельствами, более или менее забыла о своем вышнем происхождении. В смерти, лишаясь телесности, она, так сказать, подвергается принудительной "репатриации", но она во многом успела утратить свою способность воспринимать духовный мир. Сколь бы ярко ни сияло духовное солнце -- тот, у кого нет глаз, все равно ходит во мраке. Иными словами, плохо прожитая и оборванная смертью земная жизнь отбрасывает тень и по ту сторону бытия, вставая заслоном между духовным солнцем и умершим. Инобытие, затененное закончившейся; земной жизнью, и есть ад, мир "духов в темнице", по выражению Первого послания Петра, униженное бытие, где душа после оставления плоти лишилась свободного самоопределения, которым располагала на земле; с другой же сторо- [Стр.26]

ны ей еще не открыто восприятие вышнего мира и деятельность в качестве духа среди духов. Мы еще вернемся к теории "окончательной, полной смерти"; для начала нам достаточно утверждения, что в соответствии с раннехристианскими воззрениями слова "если и умрет, оживет" в высочайшем применимы к самому Христу. Со смертью на кресте Его духовно-душевное начало не угасло, но в высшей Жизненности пребывало в царстве мертвых -- от полудня Страстной пятницы до Пасхального утра. В тиши Страстной субботы замирает Страстная пятница и приуготовляется уже воскресенье Пасхи. И как смерть на Голгофе -- окончательное закономерное следствие нисхождения во плоть -потрясает землю (Мф. 27:51), так и на рассвете Пасхи земля сотрясается вновь (Мф. 28:2). События в царстве лишившихся плоти происходили, когда Иерусалим покоился в глубокой тишине субботы (Лк. 23:56). Землетрясение в Пасхальное утро возвещает, что теперь снова произошло нечто качающееся самой земли.

Вернемся к тем словам, что были сказаны у гроба Лазаря: "Я семь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет". И вот за этим следует третья, заключительная фраза: "И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек" (Ин. 11:26). Это еще выше, чем "жизнь в смерти". В венчающей ее концовке речь Христа возвышается до величайшего щедрого обетования "вовеки невластной отныне смерти". Носитель высшей жизни не только "умрет иначе" -- "умрет во Христе", как это осуществил своей кончиной первый христианский мученик Стефан (Деян. 7:55--60), -- он не только иначе пройдет сквозь смерть, но смерть как таковая однажды упразднится. Как грехопадение имело своим следствием телесную смерть, так же и окончательным следствием преодоления греха является изгнание смерти из тела. "Последний же враг истребится-- смерть" (1 Кор. 18:26). Тогда земное тело, понудившее Павла исторгнуть скорбный вопль: "Кто избавит меня от сего тела смерти?" (Род 7:24), не только будет пронизано духом, как это произошло при преображении Господа, но в полном смысле этого слова "одухотворено".

Земное тело есть орудие, помогающее человеку прийти к Осознанию собственной личности. Грехопадение окра

[Стр.27]