Христианство и «половой вопрос»

Половая жизнь природы для него грязь и бессмыслица. Он почувствует, что и птицы, и травы, и цветы, и животные, и лес, и самое солнце, их согревающее, всё полно этого, заложенного в душу земли, стремления к единению мужского и женского начала, – почувствует и ужаснётся, что сам-то он часть этого леса, этих цветов и животных, часть земли, и потому и в нём есть это земное. Он готов будет не только отречься от этого: «не знаю сей земли», как Пётр отрёкся от Христа, но и проклясть её:

– Не хочу я этого. Не хочу грязи, будь она проклята!

Отсюда вывод: христианство, давшее идею Бога-человека (небо-земли), должно перестать «проклинать» землю, перестать отрекаться от неё, признать, что она святая. Что лес свят, пение соловья свято, цветы святы и я, человек, желающий женщины, свят. Потому что я тоже земля и живу с нею единой жизнью.

Но я не только земля.

Если в природе жизнь небесная бессознательная, «стихийная», выражающаяся в красоте природы, то в человеке она выражается в духовном творчестве.

Если еда и питьё есть основа бытия, то половое сношение есть основа творчества. Первая «физическая» ступень его. Человек не должен остановиться на этой ступени и уйти в «многожёнство». Но он должен, приняв её как первую, святую ступень творческой жизни, восходить от неё дальше, восходить от земли-человека к небу-Богу.

Половой акт не есть необходимая «грязь». Из грязи «ангелы» не рождаются, а тем более дети Божии, – это есть великое и святое, но опозоренное, заплёванное, осмеянное и опошленное нами.

Всякий половой акт, когда он есть отказ от небесного, когда он исключительно материален, когда он «механическое соединение» двух тел, – он мерзок, хотя бы совершался с благословения какой бы то ни было Церкви и при полнейшей супружеской «верности».

Христианское решение полового вопроса гласит: половой акт есть таинство, потому что здесь не только соединение видимой физической природы, но и невидимой духовной индивидуальности[4]. На него имеет право только тот, для кого это не предмет «наслаждения», а первая ступень великого подвига – совместной творческой жизни. Тогда он свят от начала до конца – от самых интимных, «грязных» подробностей до самых возвышенных проявлений в духовном творчестве.

* * *

Современное отношение к браку как к «грязи» не уничтожило «разврата», оно его породило. Оно создало то подлое «подхихикивание», которое существует теперь по отношению женщины. Вся «холостяцкая» пошлость с гадкими анекдотами и страшной проституцией, всё питается идеей, что здесь «грязь».

Вместо благоговения получилось глумление. Все «стыдятся» и всё же «делают» с мерзким смешком, без тени сознания всей ответственности, серьёзности и святости того, над чем они хихикают и о чём рассказывают в «курилках».

Унижена женщина, унижено творчество, самая цивилизация раздвоилась и её видимая «духовность» бессильна и пуста, потому что не восприняла основного земного начала. Не восприняв основы, она «не дотянулась и до небес, застыла «недоделанной» в полумёртвом бессилии.

Выход отсюда не Розановский: это было бы равносильно возвращению к дикому состоянию, то есть отказу от всей мировой истории.

Выход в новом взгляде на половую жизнь, в новом взгляде на женщину, в новой половой психике, которая бы раскрыла всю святость, всё религиозное значение того, над чем до сих пор мы только издевались, что мы упорно втаптывали в грязь.

II

Наш современный «брак» не только не «таинство», но нечто гораздо ниже стоящее, чем отношения полов в мире животных.

Там физическое соединение есть одно из звеньев животной жизни, инстинктивное стремление к продолжению рода. Но всё же есть нечто стоящее в той же плоскости, что и вся жизнь данного животного. Даже больше того. У животного в половой любви выражается наивысшая доступная ему творческая «духовная» способность. Ни в чём не выражается у животного такого количества психических свойств, как в отношении потомства, «гнезда», «детёныша».

И только у человека половой акт спускается на степень ниже – животную, ниже – природную.

Церковь, молясь о размножении, как песок морской, – как бы забывает, что размножение не с неба сваливается, что детей не аист приносит, а что ему предшествует физический акт. И твёрдо установив свое отношение к ребёнку, как к ангелу, она презрительно отвернулась от акта зачатия.

Она оставила своих «прихожан» в беспомощном религиозном состоянии по отношению к основе заповеди о размножении. Какое-то странное «благословение», за которым чувствуется «проклятие».