Христианство и спорынья

В 1603 году во Франции судом разбирался один из самых нашумевших случаев ликантропии — история Жана Тренье. Другие судебные протоколы тех времен содержат признания в использовании пояса, кушака или мази, полученных от дьявола или кого-нибудь из его эмиссаров, в похищении трупов, в страсти к инцесту, к убийству и тяге к поеданию человеческого мяса. О состоявшемся в 1590 году суде над Петером Штуббе, обвиненном в многочисленных убийствах, изнасилованиях, инцесте и людоедстве, было известно во всей Европе. Сохранилась деревянная гравюра его казни, изображающая вздетую на кол отрубленную голову в окружении голов его жертв…

Озабоченные происходящими с людьми метаморфозами, философы, теологи, юристы и медики ощущали потребность в исследовании природы ликантропии, что оказалось трудной метафизической задачей: в круг обсуждения были вовлечены свойства материи, сущности ангелов, демонов, людей, животных, сущность восприятия, галлюцинаций, психического расстройства и, как основополагающая тема, природа Бога-Создателя и дьявола, лежащая в основе главного морального вопроса о причине превращений.

Вообще, обвинения в использовании «ведьминых мазей» (то есть наркотиков) и в каннибализме — характерная черта таких процессов. Что касается столь распространенных обвинений (и признаний) в каннибализме, то здесь две причины. Первая — каннибализм реальный, происходивший в Европе на протяжении всех средних веков. В этих процессах обвиняемые действительно были людоедами, а «насланная дьяволом» ликантропия всего лишь объясняла, как «образ и подобие Божие» смог до такой жизни докатиться. «В том, что имела место реальная ликантропия, связанная с людоедством, нет ни малейшего сомнения»6 — отмечал даже знаменитый историк религий Мирче Элиаде. Вторая — обвинения (признания под пытками — не аргумент) в самом страшном преступлении, на которое способен человек. Ужасней этого обвинения на подсознательном уровне просто нет. Сейчас, заняв вершину пищевой цепочки, люди практически забыли и не задумываются о том, что исторически человек — это еда, пища для более сильных зверей. Эта тема — почти табу, как и тема каннибализма. «Долгое время человек не испытывал абсолютно никаких проблем из-за того, что воспринимал себя как еду. Риск быть съеденным диким животным — пожалуй, один из наиболее понятных нам аспектов подобного мироощущения» — хорошо заметил А. Щипин в статье «Человек — это звучит вкусно!». Этот дикий подсознательный страх «быть съеденным» сейчас находит свое отражение в фильмах ужасов, где клыки монстра — главный атрибут жанра. Как отметил еще Ошо Раджниш, даже христианский и мусульманский обряд погребения, буддийское и индуистское сожжение — всего лишь проявления все того же страха быть съеденным даже после смерти.

Поскольку каннибализм так ужасен, средневековый разум решил, что раз «нормальный» человек быть каннибалом не может, то следовательно он превращается в волка под действием особых «дьявольских мазей». Или второй, более разумный (и, соответственно, потерпевший поражение), вариант — человек в волка не превращается, но таковым себя считает. Отношение церкви к ликантропии было неоднозначным, нередко считалось, что проблема — именно галлюциногенного характера, что тогда называли «демонической иллюзией». Многим было понятно, что у людей глюки, только источник виделся не в спорынье, а в «ведьминых снадобьях» и «волчьих мазях».

Связь перманентного отравления населения спорыньей с охотой на ведьм и крестовыми походами, похоже, вызывает больше протеста и признается труднее, чем аналогичная связь с возникновением феномена ликантропии и охоты на «волколаков»: