Тезис Маэрта о том, что «поедание мозгов положительно влияет на умственные способности», тоже, по крайней мере, не случаен. Станислав Лем в «Summa technologiae», отмечая, что «сейчас каннибализм признают иногда творческим фактором антропогенеза» (отметьте: книга Лема вышла в 1967 году, до работ Маэрта и Поршнева, а Лем ссылается на
Итак, оказывается, никому ранее не ведомые черви-планарии могли, запоминать не только головами, но и задницами, а необученные крысы, получив в пищу мозги своих обученных собратьев, становились умней. Сенсации стали проверять во многих странах. И на этом, собственно, все и кончилось. Все сообщения на эту тему, вызвавшую довольно большой резонанс в 60-х, заканчивались фразой «опыты продолжаются». Вроде бы гипотеза РНК не прижилась, хотя с другой стороны, разрушая РНК с помощью рибонуклеазы, удавалось стирать всякую память.
Значит ли это, что в с вященном каннибализме действительно есть какие-то биохимические предпосылки? И только ли планарии навели Маэрта на такую мысль? В западном обществе, воспитанном на постулатах христианства, тема каннибализма всегда была предметом повышенного внимания богословов. Хоть и прикрытая эвфемизмами «хлебобога», она плотно рассматривалась Фомой Аквинским в «summa contra gentiles». Вопрос о воскрешения тела, волновавший св. Аквината, был так сформулирован Расселом: «Какая судьба должна постигнуть, вопрошает святой, того человека, который всю свою жизнь питался одним человеческим мясом и родители которого делали то же самое?». И такой животрепещущий вопрос Аквинат к радости христианской теологии благополучно разрешил. Вывод святого — да, «людоед может при воскрешении получить то же самое тело, даже если оно и не составлено из того же вещества, из которого тело его состояло в момент смерти». (Б. Рассел). Так же серьезно богословами рассматривалась и характерная для средневековья проблема — что происходит со «Священными Дарами», если их съели мыши. Падет ли на мышей благодать Божия? Ведь мышь вкусила «Тело Христово». Не превратится ли мышь прямо по Булгакову в Шарикова-Мышникова? При такой вере в пресуществление не удивительно, что христиане относятся с пиететом каннибализму и сегодня. «Для нас, иудео-христиан» — утверждает Мишель Турнье, — «каннибализм и евхаристия … этапы одного, единого, устремленного вверх пути». Задавшись вопросом: «в чем же различие между евхаристией и людоедством?», Турнье приводит ответ ортодоксального теолога Оливье Клемана: «В том, что каннибал ест мясо мертвое, причащающийся же христианин приобщается к истине живой». Это отнюдь не странно. «Христианин, который размышляет о святых тайнах, естественно приходит к мысли, что он тоже каннибал», — писал явно сочувствующий христианству самый знаменитый в мире религиовед Мирча Элиаде, проникнувшись литургией и вспомнив о своих «православных корнях».