Христианство и спорынья

Тем не менее поздний приход христианства, невозможность окончательно победить язычество и, как следствие, существующее на Руси «двоеверие», отсутствие демонологических трактатов и особенности ментальности населения не дали возможности разгореться с такой же силой, как в Европе, таким явлениям, как массовые сожжения ведьм, уничтожение кошек, охота на ликантропов и пр. Для улучшения урожая, например, не сжигали ведьм, которые этот урожай могли попортить, а катали по полю толстых попов, приговаривая: «Уродися сноп, толстый как поп». Если попы отказывались, то их могли побить и все равно заставить выполнить языческий обряд: «Если же священнослужители отказывались это сделать, их валили на землю и катали насильно». Как признаются священники и сегодня: «это — яркий пример т. н. двоеверия, языческих по сути обрядов в полухристианской оболочке, однако можно заметить, что толщина попа мыслилась не как отрицательное качество, а как залог богатого урожая». А во время засухи, чтобы вызвать дождь, священника обливали водой. Но, несмотря на более безопасные для населения «установки», даваемые языко-христианством, физическая опасность спорыньи, с другой стороны, в России недооценивалась дольше.

Если в Европе вред спорыньи сомнения не вызывал (хотя бы как порча урожая) уже во времена Шекспира (1564–1616) — «Будто спорынья на ржи, Сгубил он брата», то в России образ «удачи-счастья-спорыньи» отражается в языке и литературе вплоть до дня сегодняшнего.

«Хозяин и хозяйка обыкновенно встречают и провожают его с веселым лицом, — писал в 1818 году Гавриил Успенский, — с поклонами и приветствием; все, что ни имеют, как-то: хлеб, молоко, яйца, огородные растения, — приносят без прошения, за все никакой не требуют платы, говоря, что за хлеб за соль с проезжего брать деньги — великий грех и что оттого спорыньи (успеха, удачи) в доме их не будет». То же записывает в свой знаменитый словарь В. Даль: «Кто за хлеб-соль берет со странного (путешественника), у того спорыньи в доме не будет». К концу XIX века века «спорынья» трактуется обычно скорее как удача, а не как раньше — «урожай, изобилие». В этом контексте упоминает спорынью Н. Лесков в 1874 году: «Кирилл остановил у какого-то домика лошадей и объявил, что здесь живет его приятель Иван Иванович Елкин, к которому если не заехать и ему как следует не поклониться, то нам в дороге не будет никакой спорыньи». В том же году Мельников-Печерский так рассказывает о колдунье: «И мало ль чего не судачили по скитам про елфимовскую знахарку… И молоко-то она из чужих коров выдаивает, и спорынью-то из хлеба выкатывает, и грозы-то и бури нагоняет, и град-то и молость напускает, и на людей-то порчу посылает». Здесь опять старое значение. Но за три года до того, в первой части той же книги «В лесах», Мельников-Печерский писал по другому: «А чтоб кто Сергею Андреичу повредил хоть какою малостью, того не случалось. Охота вредить была, да спорыньи не было..». Это автор о чем? Физической ядовитой спорыньи под руками не было, чтобы тому гадкому Андреичу подсыпать, или просто «не сложилось», «не подвезло», «не случилось»?

Но забавней всего, что спорынья-удача все еще живет в языке, хотя о ней мало кто помнит. В новом «Словаре русского речевого этикета» можно прочитать следующее: «Будь мы взаимно уважительны и внимательны друг к другу, глядишь, и дела наши пошли бы споро, и сопутствовала бы нам спорынья, то есть удача, прибыль, выгода. И вместо того, чтобы толкаться, подсиживать друг друга, а то и постреливать, говорили бы при встрече: спорынья за щеку! — то есть «приятного аппетита». Но, честно говоря, очень сомнительный «разговорный этикет» рекомендует составитель словаря. Ведь для того, кто в курсе, что такое спорынья, это пожелание звучало бы скорее как «да что б ты сдох наконец».

Как уже отмечалось, на рубеже XX века опасность спорыньи становится известной. Доктор медицины Н. Реформатский писал: «Один раз заболевание двух мальчиков произошло от хлеба, которым их угостил прохожий, ночевавший в доме их отца». И еще: «Заболел он в тот день, когда в первый раз поел свежего хлеба», — это об одном крестьянине. В обоих случаях речь идет о «злой корче» — отравлении спорыньей. Но, даже услышав о вреде спорыньи, никто не осмеливался высказаться против самой ржи. Рожь на Руси уже стала сакральной культурой. Рожь старательно «оправдывают» христианские философы. «Из того, что спорынья ядовита, не следует, что рожь вредна», — пишет Владимир Соловьев. «На ржи бывает спорынья; но ржаное поле мы все же называем «нивой Божией» — вторит ему Розанов.