Христианство. Как все начиналось

Поскольку, как мы уже сказали, три греческих переводчика Исайи во II веке – Акила, Симмах и иудеохристианский эбионит Теодотион – правильно перевели еврейское слово ‘ almah греческим словом neanis , Трифон не действовал самочинно, да и в лингвистическом плане его тезис абсолютно обоснован. Однако Юстин избегает филологии и сосредоточивает внимание на спорной (хотя и, по-видимому, правильной) интерпретации Ис 7:14 как пророчества о рождении царя Езекии. Более ранний намек Трифона на греческую легенду о рождении Персея от Зевса и Данаи предназначен высмеять то, что он считал вопиющим легковерием со стороны христиан.

Современный наблюдатель согласится, что в этом раунде Трифон выиграл по всем показателям. Однако Юстин хотел вести дискуссию на своей почве: на греческой почве Септуагинты. Лишь в III веке в христианстве появится полемист (Ориген), способный оценить иудейский филологический подход. Юстин же считал, что Трифон и его единоверцы просто должны скорее обратиться в христианство, ибо Второе пришествие не за горами: «Короткое время остается вам для вашего обращения, и если Христос предварит вас Своим пришествием, то напрасно будете каяться, напрасно плакать, ибо Он не услышит вас» ( Диалог с Трифоном , 28:2).

Отметим, что в отличие от большинства вышерассмотренных авторов, которые выказывали частичный или даже значительный (Игнатий, Первое послание Климента) интерес к церковной организации и роли епископов и пресвитеров, Юстин лишь изредка обращается к вопросам богослужения (крещение, Евхаристия) и не выказывает увлеченности экклезиологией.

Его стихия – риторика, дискуссия, особенно о Библии (в греческом переводе).

Уже лет через сто-двести некоторые идеи Юстина стали восприниматься как необычные и даже неортодоксальные. Он возмутился бы, если бы его обвинили в многобожии, но его тексты действительно можно понять в том смысле, что Отец, Логос и Дух – в каком-то смысле – разные сущности. А в его тринитарных концепциях не просматривается соравенства между Богом Отцом и Богом Сыном.

...

Мы знаем, что он Сын самого истинного Бога, и поставляем его на втором месте , а Духа пророческого на третьем… Нас обвиняют в безумии за то, что мы после неизменного и вечного Бога и Отца всего даем второе место распятому человеку.

( 1 Апология, 13)

Можно констатировать субординационизм, утверждающий превосходство Бога, трансцендентного Отца, над менее трансцендентным Логосом (Сыном).

Еще один любопытный момент: есть место, где Юстин увязывает богосыновство Христа с его мудростью, а не с тем, что он есть особое Порождение Божье ( 1 Апология , 22; ср. Диалог с Трифоном , 61:1). Третья странность касается тезиса о самопорождении Логоса в деве ( 1 Апология , 33). Впрочем, для доникейской христологии такие «неортодоксальные» идеи были абсолютно в порядке вещей.

Евсевий Кесарийский справедливо констатирует, что сочинения Юстина – три из них дошли до нас и еще пять утеряны – являются плодом культурного ума ( Церковная история , 4.18). Юстин открыл новую главу в истории христианской мысли.

Мелитон Сардийский (умер до 190 года)

Мелитон, епископ города Сарды в римской провинции Азия (северо-запад азиатской Турции), согласно Евсевию, был «евнухом, целиком жившим в Духе Святом» и великим светилом церкви ( Церковная история , 5.24.5). Подразумевается ли под «евнухом» кастрат или безбрачный, неясно. Мелитон посетил Святую Землю с целью разобраться в списке канонических книг Ветхого Завета. По сведениям Евсевия ( Церковная история , 4.26), его список не содержал Книги Есфирь, которая, кстати, не найдена и среди кумранских текстов.

От обширного литературного наследия Мелитона, описанного Евсевием, долгое время сохранялись лишь фрагменты и цитаты. Лишь в 1940 году была впервые опубликована его «Пасхальная гомилия»,4 а в 1960 году она же была опубликована по тексту папируса XIII из коллекции Бодмера.5

Поскольку Мелитон написал для императора Марка Аврелия апологию христианства (около 172 года), его можно отнести к апологетам. Однако его сохранившаяся пасхальная проповедь ближе к богословскому трактату (если не считать ее антииудаизм апологетикой). Он осуждает иудеев, но это иудеи прошлого, особенно иудейские враги Иисуса, причем мыслимые абстрактно, а не реальные иудеи II века вроде тех, кого Поликарп обвинял в совместных с язычниками доносах на христиан.