Христианство. Настоящее

Впрочем, это не значит, что в советское время не появилось никаких новых библейских переводов. Ближе к закату Союза стало возможным печатать такие опыты в виде научных или научно-популярных публикаций. Тут можно привести два примера, и оба связаны с самой трудной и спорной книгой Ветхого Завета – книгой Иова. Ее перевел в качестве приложения к своей монографии «научный атеист» М. И. Рижский (издание 1991 года), но еще задолго до того, в 1973 году перевод С. С. Аверинцева был напечатан в «Библиотеке всемирной литературы», в ее самом первом томе, посвященном Древнему Востоку. Туда же входили переводы некоторых других ветхозаветных книг, выполненные С. К. Аптом, И. С. Брагинским, И. М. Дьяконовым.

В этом издании библейские тексты вернулись в тот контекст, в котором они были некогда созданы: словесность древнего Ближнего Востока. Читатели могли сравнить Песнь Песней с египетской любовной лирикой, а книгу Бытия – с вавилонскими сказаниями о Сотворении мира и о потопе. Когда создавался Синодальный перевод, эти тексты не были переведены, а по большей части даже не найдены. Коммунисты не оставляли верующим возможности пойти и купить себе Библию в книжном магазине или в церковной лавке, зато теперь перед вдумчивым читателем Библия представала как часть единой культурной истории человечества. И еще не известно, какое из двух этих обстоятельств вызывало к ней больший интерес.

Когда настали времена религиозной свободы, всё наше общество в каком-то смысле вернулось к тем вопросам, обсуждение которых было прервано в начале века. В том числе и к вопросу о необходимости новых переводов Библии.

За последние два десятилетия на русском языке вышло несколько таких переводов, и эта работа продолжается. Теперь к ней уже не имеют никакого отношения официальные церковные структуры, это инициатива отдельных людей и целых организаций, причем понять происходящее в России можно только в общемировом контексте. Библия остается самой печатаемой и переводимой книгой в мире. Вторым номером по совокупному тиражу за ней следует, с огромным отрывом, цитатник Мао Цзедуна, но его уже больше не печатают и не переводят даже китайские товарищи, в отличие от Библии.

Зачем столько? С одной стороны, в России, пусть и с запозданием, происходит всё то же самое, что и на Западе. На английском языке существует более двухсот полных переводов Библии, но продолжается работа над новыми. Конечно, нужно чем-то занять профессоров со всех библейских кафедр, но дело далеко не только в этом, и даже не в том, что наука не стоит на месте и значение многих отрывков постоянно уточняется, и не в том, что вариантов английского языка на самом деле много, и носители одного не всегда понимают носителей другого.

На месте не стоит не только наука, но и сам язык. Даже очень хорошо известные слова ветшают и меняют свои значения. В нашей речи, например, слово «жертва» утратило всякое религиозное значение, так называют пострадавших во время стихийных бедствий или войн. А ведь библейская жертва означает не разрушение, а созидание отношений между Богом и человеком. Как тогда поймет наш современник выражение «мирные жертвы» (оно встречается в Синодальном переводе)? Скорее всего, как указание на погибших мирных жителей. Но речь идет о праздничном жертвоприношении и радостном пире.

Или взять слово «искушение»: в Библии это нечто, способное сбить человека с верного пути, а в языке современной рекламы – что-то очень приятное и желанное. По сути, вместо отрицательного значения у слова появилось положительное. Такое происходит постоянно, уже в языке Пушкина «прелесть» (особо сильное искушение) стала синонимом красоты и изящества. Кстати, когда толкиновский Горлум в русском переводе называет кольцо «моя прелесть», обыгрываются оба значения этого слова. Но слышит ли эту игру читатель или зритель?

И новые переводы нередко ставят своей целью «освежить восприятие» библейского текста. Во многих языках мира слово «фарисей» давно стало означать «циник и лицемер», поэтому все евангельские обличения фарисеев выглядят банальными. Чтобы достичь желаемого эффекта и показать всю остроту евангельских обличений, современные проповедники или даже переводчики иногда передают это слово как «духовный наставник, набожный человек».

Есть и более серьезная причина: ни один перевод не может выразить всех возможных тонкостей оригинала. Перевод можно сравнить с фотографией: мастерски выполненный снимок даст хорошее представление о натуре… но все-таки неполное. Можно снять тот же предмет или пейзаж при другой освещенности, другой оптикой, с другой точки – и новый снимок окажется совсем другим, хотя не обязательно он будет хуже или лучше первого.