Вопрос даже не в том, вдохновляла ли Будду божественная истина; я об этом даже не берусь судить. Вопрос в том, Кто мой Спаситель; то есть — Кто может меня, погибающего, спасти? Я стал христианином не раньше, чем понял, что никакое учение меня не спасет, что мне нужна глубокая внутренняя перемена, изменение ума (по-гречески буквально — метанойя; на русский язык это слово переводится как «покаяние»).
Будда не Спаситель прежде всего потому, что он сам на это не претендовал. Он предложил учение, считая, что оно может спасти; причем конечная цель спасения в буддийском понимании — не полнота блаженства, а угашение желаний.
Христос же предлагает нам жизнь с избытком (Ин. 10:10), полноту радостей и блаженство (Пс. 15:11; разумеется, это может быть иное блаженство и радость, чем то, что кажется нам радостью и блаженством до того, как мы приняли Христа). Такое спасение не может дать ни одно учение; поэтому Христос предлагает нам не учение, не закон, а Самого Себя — живого Богочеловека, Личность. И отдает нам Себя даром, по Своей любви, несмотря на наши грехи. В этом — два важнейших отличия Христа от других учителей. Он говорит, что спасение — в Нем и отдает Себя грешникам даром; и это дает Ему право предупредить нас: «Если не уверуете, что это Я [то есть что Я действительно ваш Спаситель и Господь], то умрете во грехах ваших» (Ин. 8:24).
Тут надо разобраться, что, собственно, мы называем спасением. Спасение в разных религиозных традициях понимается по-разному, так что христианин, например, в ужасе убежит от того спасения, которое предлагает буддизм.
Это первое, что надо отметить, — буддистское или индуистское спасение нельзя назвать спасением в христианском смысле.
В христианстве спасение мыслится в рамках личных взаимоотношений с личностным Богом; люди были созданы для этих отношений, созданы быть любимыми детьми в Божьей семье, но утратили эти отношения через грех. Все, от чего люди ищут спасения, все зло мира — от семейных ссор до Освенцима и Хиросимы — имеет одну причину: через свои грехи люди утратили отношения с Богом. Спасение это, прежде всего, восстановление личных отношений, как говорит Библия, «примирение с Богом». Это примирение предполагает два аспекта — Бог обратился к людям с предложением вернуться, сделал то, что было для этого необходимо, люди отозвались и пришли.
Поэтому сложно говорить о спасении в рамках мировоззрений, которые не интересуются Богом вообще (как буддизм) или вводят множество богов, ни один из которых не является Богом в библейском смысле. Люди не могут установить личных отношений с Тем, кого, в рамках своих мировоззрений, они не признают. Нельзя примириться с Богом в рамках доктрины, которая Его отрицает или игнорирует.
Иисус Христос, Бог истинный от Бога истинного, избрал весьма мучительный и позорный для Себя способ приобщить нас к Царствию. Если где-то, оказывается, было достаточно просто время от времени приходить в виде очередной аватары или присылать учеников и напоминать людям истину — зачем было нужно Распятие?
Библия пишет, как Бог приходил к пророкам одного народа и боролся с этим народом тысячу с лишком лет. И хотя ценой многовековых усилий в головы этому народу был вбит монотеизм, это не примирило людей с Богом. Вот почему я и не верю в многочисленные «аватары» Бога: практика показывает, что рассказать людям что и как — недостаточно. Васька слушает, да ест. Природа человека нуждается в исцелении, восстановлении.
Для христиан плоды святости — это не столько «победа разума над материей», позволяющая снимать боль усилием души, сколько нравственное уподобление Христу.
Мы говорим «святой» не о человеке, который творит чудеса, а о человеке, который проявляет нравственные качества, превышающие наши понятия о нормальной человеческой доброте, честности, благородстве и так далее. Есть еще такое высказывание одного из Отцов: лучше видеть собственные грехи, чем видеть ангелов.